отметим год, взрослея не на тост
застольный… Сыты давешнею ленью
своей – пойдём, и выйдем – не на торг,
не в круг, не на майдан, не на трибуну,
не кафедру, что «даже», – хватит числ,
перечислений каверзных… Не буду
перечислять – пусть будет этот чист —
лист.
13 января 2005
Из Рождества – в Обрезанье – потом
Крещенского сочельника препона,
Крещение! Купель, река, и полны
бутыли, склянки… Пенит Иордань
народа разночинного орда…
И дней поток, и праздников – поток…
А что не праздник – знает Ветхий Иов,
свидетель Бога, верности залог, —
не мы, кто принимает не за ложь
кривой шажок, усмешку иль молчанье,
уместное ко случаю… Не чаю,
когда сии миную вехи, и о
неверном загрущу – не так! – зело.
13 января 2005, Обрезание Господне
Добавить осени к зиме – и обмануться,
украсить дом букетом несезонным,
прожить сполна и думать – что минуты,
и взять в январь цветной из шёлка зонтик.
Прожить, и перестать, и слыть, любить и
вести беседу, оставаясь – туне,
и в зеркальце, которое разбито,
заглядывать, зажмуриваясь туго…
Вернуть на место ряд! – Недаром буквы
расставлены нам братьями по крови.
Но – мы идём – как выйдет, выйдет… Будто
так начерно ходить всю жизнь – по кромке…
14 января 2005, оттепель
Низанье букв – мозаика словес,
письмо – строка – сизифова дорога…
А также, помнишь? – бабочек ловец,
ловец – души, коли душа дородна.
С ловцами человеков тесен путь,
в него вступили, помнится, двенадцать?
Потом – ещё, и не был список пуст
входящих не широкими дверями.
Здесь инок, житие и патерик —
перед Престолом полное собранье,
где жертва (сей отвергнутый тариф)
берёт рубеж на поле вечной брани…
Тебе ль, несущий слово словно крест,
бежать с пути пред лобною горою?
Которая – что дальше, что окрест,
единой возвышается Голгофой.
15 января 2005, Серафима Саровского
Спаситель-сон, что сонная трава,
лилов и длинношерст, лилов и мягок,
и вечер, как полуночный трамвай,
везёт во чрево… Так вползает в мякоть
созревшего плода малютка-червь,
заходит в донный ил речная мелочь…
Спаситель мой! – куда теперь и мне бы,
чтоб затемно укрыться стало чем?
Туда теперь и мне – в цветок иль персик,
в благоуханье, в ила вязкий гнёт…
Голубушка! Ты кажешься не первой,
сжигаемой бессонницы огнём
невидимым…
…Но были те и те, что пели стансы,
тебе ж уплыть, устроиться, уснуть…
Меняя вензеля дорожных станций,
меняющих названье, но не суть…
Я уклонилась. День прошёл по краю.
Над крышей ночь, сон зрит из-за окна
внимательно и, верно, ждёт, пока я
готовлюсь пешешествовать – одна.
15, 16 января 2005