И горько плюща лоб о грязное стекло,
едва с великопостных дней никем не мыто,
не ясно, не светло, не чищено… С тех пор
всё так же, как тогда, надеешься на милость.
На святочной поляне, на траве,
споткнусь о плод, какой вкусила Ева.
Над садом – острониз и островерх
серп, – облачно воздуха наслоенье…
У Чаши, где не воздух, но воздух,
ты знал одно движение – ко Лжице?
К Тому, отдавшему не часть и не полжизни —
всю! Можешь не забыть того, мой друг?!
Желай желанное! – твоя благая воля.
Его – весь мир: Рожденье, Святки, Плод,
пустившего во временные волны
Бессмертье, запечатанное в плоть.
А мы без мук впечатываем знаки —
что наша боль? – безделица, увы…
И нового сложения – повит
«творец»… увы – на слух, на вид…
Но глубже загляни попробуй, на-ка…
Куда ушла с поляны, из-под древ,
не срубленных заезжим дровосеком?
На святочной неделе – из-под дней,
в саду несуществующем осеннем,
я поднимаю медленно из недр,
что не заезжий Сеятель посеял.
Как пальцем, дождь в карниз
постукивает в такт,
наш маленький каприз
разыгрываем – так.
Как неурочна ты, моя капель-подруга!
Лишь я – из вороха постельного – к тебе
уже спешу уже кладу под ухо
и слушаю слова, как в Ектинье
перечисленье дьяконских возгласов,
сбирающих, как добровольцев, в путь
пожизненный – под бремя Высшей Власти,
что землю обратит – и в прах, и в пух.
Да! Прахом мы, да, пухом мы настанем…
Сейчас – капель, сей святочный каприз,
и, пальцами касаясь о карниз,
я слушаю, как Он зовёт нас тайно…
11–13 января 2005, Отдание Рождества
Ни пятнышка – ни в памяти, в душе
печали нет – не видимо, не слышно…
В копилку загляну – слезы ужель
в ней собрано невидимо не слишком,
чтоб Город затопить, возвысить Нил,
вместить Кита? – едва дельфин резвится…
И женщины, стремящейся за ним,
дрожит непромокаемо ресница…
Сосуд храню – то перышко, сухарь
засохшего цветка ему к обличью,
а к осени заглянешь – и суха
бутылочка… И балует коричным
мой новый сад… Иду ль его тропой,
грущу ль в глуши у старого забора…
Храню слезу – одна теперь забота.
Читатель! Пропусти или… пропой —
никак не полюбить меня за норов…
Беречь сосуд от бури, от волны,
а там – цунами, Азия, но полно…
Ты и не знал, как мне грустить на пользу,
что корочкою детской отболит.
13 января 2005
Мне раны бинтовать —
И не было забот…
Моё давно разбитое колено
состарилось, а детское – поди ж…
Я не грущу, мой доблестный коллега,
когда Вы посещаете Париж…
В Париж и я лечу, когда охота…
Но всё охоче перемена мест
в груди… А жизнь идёт привычным ходом,
привычной мерой… Переменой мер —
шагов, потерь, открытий, искуплений