— А где ж он сам? — спросила Уля.
— В городе! Уж давно! Они тут к всякой гадости приловчились. Даже от таблеток косеют. Мы этого не переносим. Несвычные еще. А уж денатурату больше в рот не возьмем. От него все кишки у обоих дрыком встали! — рассказал Ульяне Гришка.
— Кто ж додумался после денатурата самогонку вам дать?
— Наши бабы. Оно верно. Самогоном опрежь все хворобы сгоняли. А нынче — не подвезло. Наверно, рука дрогнула. Мало дали.
— Если б хоть на полстакана больше, вас не довезли бы ко мне, — вздохнула Ульяна, пожалев деревенскую простоту и доверчивость. — Отравленье было сильным. А тут еще и застудились. Нужно сало нутряное, чистый мед и хороший самогон — на компрессы, — сказала Ульяна. И старик, доставивший мужиков, мигом выскочил из дома и вскоре выехал за ворота.
Вернулся он ночью. Привез все, что велела Ульяна, и помогал ей по первому слову. Делал все, как она говорила.
— Ты тоже их родственник? — спросила баба.
— Сосед я! Обоим! От родни — лишь беда. А мы ее расхлебываем. Оно вишь как повернулось? У них обоих дети. Пятеро и трое. Не приведись, помрут отцы! Пропадут семьи. Какому соседу не горько на такую беду смотреть? Бок о бок вся жизнь. Родственники раз в много лет навещают, а мы каждый день вместе. Вот и считай, кто родней и ближе? Мне без них, Живых, в деревне не показаться. А родню и на похороны не докличешься. Зато и сами звать теперь не станут никого с городу. Ведь как нам хорошо без них жилось! Пусть тяжко, но спокойно. Оттого я до восьмидесяти пропердел, что в городе родни не имею. От ней единая морока и неудобства, — сознался дед.
— А в деревне родню имеешь?
— То как же? Трое сынов, две дочки. Да внуков восемь душ. Это кровных! Я ж нынче в пятый раз оженился. Новую хозяйку в избу привел, — выгнул грудь серпом.
— А прежних куда подевал?
— Две померли. Одна сбегла к другому! Полину — сам прогнал. Пила баба! А я таких на дух не терплю. Вывел с дома, дал подсрачника и не велел вертаться. Три года сам маялся. В одиночках! Потом Симку присмотрел. Теперь хозяйкой у меня.
— Сколько ж ей лет, Серафиме?
— Сорок два нынче будет! Старовата, конечно. Ну да ладно. Может, попривыкну.
— У тебя ж дети небось старше ее?
— А при чем они? Отдельно живут. В своих домах. Но и мне рядом со старой только хворать. А я жить хочу. Потому старуху мне не надо. Покуда на ногах стою — в мужиках считаюсь. А годы зачем считать? Чем меньше о них помнишь, тем дольше живешь…
Ульяна невольно головой кивнула. Сама над этим не задумывалась. Никогда не строила планы на будущее, довольствуясь лишь тем, что Бог дал. Даже на завтрашний день не загадывала, зная, как коварна и переменчива судьба. Но однажды и она изменилась…