Без «александровского» феномена трудно объяснить и тот факт, что в 1937–1939 годах, когда пострадало столько людей совсем неповинных, ничем не запятнанных, «К» даже не потревожили. Это с его-то прошлым — с троцкистскими связями, публичной антикоминтерновской болтовней, печатным станком для подпольных листовок, с бесчисленными выговорами да исключениями!.. Да, такой тертый калач мог раздобыть донос дружка и выдать его Арнау.
Его главная профессия
Итак, лжец в 1945-м, когда его только арестовали, на следствии; клеветник в 1952-м, незадолго до выхода на свободу; доносчик в 1979-м, уже из-за океана — кем же был Солженицын в особо интересующую нас теперь пору своей жизни — с того дня, как получил новое имя, и до конца заключения, т. е. с 1945-го по 1953-й? Он признается: «В тот год я (став Ветровым. — В.Б.), вероятно, не сумел бы остановиться на этом рубеже. Ведь за гриву не удержался — за хвост не удержишься. Начавший скользить — должен скользить и срываться дальше». Однако тут же уверяет: «Но что-то мне помогло удержаться». Он хочет внушить читателю, что семь лет вполне благополучно провисел на хвосте скачущей лошади: «Никаких доносов я, конечно, не представлял.
Ни разу больше мне не пришлось подписываться «Ветров». И многократно будет повторять в последующие годы: ко-нечно, не представлял, ну, разумеется, ну, какие могут быть между нами, интеллигентными людьми, разговоры на сей счет! Кажется, последний раз мы слышали это в 1979 году: «Ни разу я этой кличкой не воспользовался и ни одного доноса не написал».[183] Почти уговорил, мы почти поверили, но вдруг — обмолвится: «И сегодня я поеживаюсь, встречая фамилию «Ветров».[184] Если «ни разу», если «ни одного», то с чего бы такая повышенно нервная реакция?
Письмо о Лимонове
«19 июля 2001 г.
Красновидово
Александр Исаевич! Бог помощь!.. Читаю Ваш трактат «Лет двести и все вместе». Отменно. Содержательно. Вот Ваша Книга Жизни, а не комический «Архипелаг». Уже на 39 странице вдруг ударило: «А не выдвинуть ли это сочинение на Шолоховскую премию?» И честь великая, и бюджет поправите, и удобный случай при вручении признаться насчет «Тихого Дона», что бес да вот они и попутали. А? Это первое мое дело.
А второе — Эдуард Лимонов. Ведь посадили беднягу. Уже несколько месяцев сидит. А он же никого не убил, не ограбил, родину не предал, как бесчисленные Киселевы да сванидзы, с коими Вы, к сожалению, находите возможным беседовать при всем честном народе. Это ж негодяи, и рожи у них негодяйские.
Так вот, Александр Исаевич, не могли бы Вы, как бывший узник (не говорю уж нобелиат!), в любой сообразной и удобной для Вас форме поддержать хлопоты Союза писателей России о смягчении участи собрата. Вы-то лучше других представляете себе его положение. В эти несносные дни мы от жары и на лоне природы места себе не находим, а он там в каменном мешке. А человек-то талантливый, горячий, живой. Я вот клубнику уплетаю на даче, река рядом, а он?..