Проглотил подступивший к горлу ком. Лестница не обвалилась. Я знал, что именно теперь она не обрушится. И я знал, что дона Педро здесь нет.
Я слышал каждый шаг Дианы… Я поставил ногу на первую ступеньку, потом на вторую.
Я стоял на лестнице, которая вела наверх.
— Иди, иди… — соскользнул ко мне ее шепот.
— Иду… — Голос мой взлетел к запертой двери, там Диана искала ключ под ковриком.
Она открыла дверь, и мастерская обозначилась в темноте бледным прямоугольником.
Я поднимался все выше, и лестница была длиной в десять тысяч лет, хотя потом мне казалось, что я поднялся за одну секунду.
Я следовал за ней через просторную комнату, в которой однажды побывал, и круглая луна опять смотрела на меня и смеялась.
Она зажгла свечу. Только одну свечку.
— Не хочу я видеть дона Педро! — сказал я еще раз, но она сказала, что его тут нет. А где же он, глупо спросил я. Нет его здесь, нету, нету, нету.
Я отворял дверь и не смотрел на нее, на Диану. Отворял долго. Потом шел дальше, в другую комнату, шел, покуда не уперся в стену, увешанную акварелями.
Серый зимний день. Снег, снег, белый снег на черной земле. Идут люди. Мальчишки бросаются белыми снежками. И я, я тоже снег в горсти, белый снег. Бездумье. Белый снег в горсти, присесть, залепить в кого-то. Детство. Белый снег, черная земля. Снежинки на ладони тают.
И тут я почувствовал, что мое сердце бьется гулкими толчками. Я совсем позабыл о том, что у меня есть сердце.
В комнате было тихо.
Я обернулся.
Диана лежала в постели. Белая простыня.
Я задул свечку. Растворил окно и впустил в комнату ночные звуки.
Вдали, за вершинами сосен шептало море. Маленький теленок пощипывал травку на светлом лугу. В кустах пиликали на скрипках кузнечики. Стрекозы пересчитывали шишки на соснах. Ночные бабочки дразнили луну. В плечо вцепилась летучая мышь и ультразвуковым голосом рассказывала о своих приключениях…
Время бежало. Словно атомные часы, я ощущал миллионные доли секунды.
И потом зазвенел ее смех серебристым колокольчиком, тихим серебряным колокольчиком.
Досказав одну историю, нетопырь, захлебываясь, принялся тоненько цедить следующую, пока в плечо не вцепился другой нетопырь, прогнал первого и сказал: чего ты, болван, стоишь — иди! Сейчас, сказал я, еще только капельку…
Нетопырь ущипнул меня за ухо, и я пошел.
Я шел через комнату. К стулу, на котором лежало ее платьице салатного цвета.
Чего ты медлишь! — сипел нетопырь. Я снял кеды и джинсы, рубашку. Я был на пляже. Иди же, иди, опять подгонял он и бил меня крылышками по голове, и в комнате не стихал перезвон серебряных колокольчиков.