Я не мог сразу сообразить, как ответить, а он, обняв за плечи обеих женщин, покачивался вперед-назад, подбадривающе подмигнул и прогнусавил:
— Иво, наше маленькое общество жаждет услышать па-асле-ед-ние новости!
Когда до меня дошло, что он имеет в виду, я покраснел, хотя единственным способом сорвать его замысел было бы не выдавать свое смущение, но Харий хитрый бес. Мне надо прожить еще десять лет, тогда ему не удастся делать болванов из таких, как я, а сейчас я курил и струей выпускал дым, как Омар Шариф в «Майерлинге», улыбался, выпускал дым струей, хоть кольца и не получались, последними словами клял Хария и наконец сказал:
— Да все так же, ничего такого особенного. Что может быть нового в таких делах?
— Брось, Иво, скромничать, расскажи что-нибудь, — не отлипал он. — Какая она из себя?
— Ты ее не знаешь, — сказал я. — И по-моему, она не в твоем вкусе.
— А все-таки?
— Говорю же — ничего особенного. Старая, в морщинах, кривоногая и горбатая, — сказал я безразличным голосом. — Подойдет, Харий, а? Лишь бы годилась для этого дела, верно?
Все рассмеялись, и спасибо Фреди, который, давясь от смеха, вытолкнул:
— Харий, а у тебя у самого-то как?
Бедняга Харий. Меня донимать он больше не мог. Теперь всеобщее внимание перекинулось на него. Обе женщины глядели на него с интересом и скептически. Но Харий не из тех, кто полезет за словом в карман.
— А вы что же, сами не видите? — рассмеялся он. — Полюбуйтесь!
Он обнял брюнетку за шею и громко чмокнул ее в щеку.
— Вот что значит женщина в расцвете лет. Не то что какая-нибудь школьница, правда, Иво?
— Еще бы, конечно, — сказал я.
— Ты, когда выпьешь, Харий, ты делаешься дикий циник, — сказала Марика и высвободилась из-под его руки.
— Будет, малышка, неужели это возможно? — Харий снова обнял ее и привлек к себе. — Ты чем злее, тем больше мне нравишься.
И вдруг я ощутил, как моей ноги коснулась нога, нога в чулке. Меня кинуло в дрожь, но никто ничего не заметил, дрожь была внутри. Я поднял глаза и посмотрел через стол. Блондинка глядела на меня. И я был уже не я. Мы смотрели друг другу в глаза.
— Слушай, донжуан, а куда девалась маленькая и романтичная продавщица цветов? — Это опять Фред.
Вам надо было видеть, какие взгляды моя блондинка и Марика метнули на Фреда! Если бы так посмотрели на меня, я залез бы под стол или превратился в камень. Одно только упоминание о продавщице вызвало в них такую злобу, что, ей-богу, я на месте той девчонки, пожалуй, переехал бы в Цесис или Валмиеру, лишь бы ненароком не повстречаться с этими дамами в темном переулке.