Когда на пятнадцатый день после того как люди очнулись, муниципальные учреждения объявили гражданам о полном отсутствии еды, произошел взрыв. Началась дикая резня всех и вся. Власть пала. Районы разделились на ганги. Но было уже слишком поздно. Ведь еды, которая могла прокормить немногих выживших, уже не осталось. Ее съели все остальные.
Вы знаете: Сеул не тот город, в котором можно ловить рыбу или диких животных — даже после тридцати лет запустения. Слишком много асфальта, слишком много бетона, слишком много стекла и стали. Слишком мало открытой земли. Но главное — слишком много ртов на слишком маленькой территории. Охота, рыбалка и собирательство не могли спасти Мегаполис. Не помогла и миграция.
По известным мне данным муниципальной администрации, первые случаи каннибализма в Мегаполисе были зафиксированы уже на двадцатый день после пробуждения. Каннибалов тогда выловили и казнили. Это не помогло. Волна насилия и людоедства стала нарастать. Однако, признаем честно, цивилизованных граждан, отказавшихся есть себе подобных, оказалось не так уж мало. И это стало второй трагедией Мегаполиса. Именно отвращение к каннибализму в условиях отсутствия в городе другой еды, привело к тому, что девяносто процентов населения скончалось в следующие дней двадцать. Скончалось элементарно — от истощения. Ведь в городе, где нет пищи, люди, отказавшиеся есть себе подобных, могли только умирать.
По моим подсчетам, на сороковой день после пробуждения человечину в Мегаполисе попробовал практически каждый. Каждый выживший, разумеется.
И тут, собственно, мы можем вернуться к началу описанного мной экономического феномена.
Как вы можете видеть, людоедство и рабовладение возникли в Мегаполисе не на пустом месте. В городе оказалось слишком мало продуктов. Муниципалитет переоценил имевшиеся ресурсы. Не смог накормить людей.
Однако! Количество пищи в городе — особенно огромном и приграничном городе, а Сеул всегда был «фронтовым» поселением, ведь от границы с КНДР нас отделяет лишь сотня миль, — должно было быть очень значительным.
Министерство гражданской обороны Кореи было огромной организацией. Повсюду в Республике создавались большие бомбоубежища на случай авиационной или ядерной атаки со стороны северян. Должны были быть и огромные склады, способные много лет существовать автономно — без электричества и рефрижераторов, недоступные гниению и грызунам, — чтобы обеспечить нужды армии и укрывшихся в подземельях беженцев после ядерного удара.
Где все это? Куда же делись стратегические запасы, которые не должны были пострадать даже в течение тридцати лет?