— Это трудновато объяснить, — сказал Клемент, — но, когда я вижу нечто стоящее, у меня по спине бегут мурашки.
— Вы имеете в виду нечто вроде профессиональной интуиции?
— Точно!
Роберта удивленно поглядела на Клемента.
— А случалось ли вам ошибаться в оценке попавшей к вам вещи?
— Ни разу! — заявил он без малейшего следа самодовольства. — Но до того как я официально стал отцовским партнером, он специализировался по мебели и серебру. Лишь в последнее время Кларенсы заработали имя, торгуя картинами…
— И все это благодаря вам?
— Совершенно верно. — Клемент весело подмигнул Роберте. — Вы думаете, я просто хвастун, правда? Сижу тут и сам себе цену набиваю.
Она покачала головой.
— Я и сама неплохо разбираюсь в своем деле. Зачем же принижать свои достоинства?
Некоторое время Клемент молча рассматривал ее.
— Позвольте полюбопытствовать, — наконец спросил он, — почему вы отказали мне сегодня днем?
Роберта вспыхнула.
— Из-за болезни отца скопилось жуткое количество несделанной работы, и нам троим приходится трудиться не покладая рук, чтобы успеть выполнить заказы… Но, если честно, я разозлилась из-за того, что вы решили, будто мы должны бросить все на свете и заниматься с вами.
— Не без того, — неохотно признал Клемент, и щеки его слегка порозовели. — Моя очередь извиняться.
— Наверное, дело в том, что всякий раз, когда вы приезжали, отец действительно так поступал: все бросал и занимался с вами, — примирительно произнесла Роберта.
— Ну, это случалось не часто, — уверил ее Клемент, — а то я уже давно был бы миллионером. Но когда мне везло с находкой, Дик и в самом деле пропускал меня в начало очереди.
— Так он мне и объяснил, — вздохнула Роберта. — Сказал, у вас скоро аукцион.
— Да. — Клемент пожал плечами. — Но если у вас нет времени, я положу картину в банковский сейф, пока вы не освободитесь.
Роберта изумленно уставилась на него.
— Вы уверены в ее ценности?
Он кивнул.
— В общем да, уверен. Полкартины скрыто поздними записями, под которыми может быть все, что угодно, — человеческие фигуры или пейзаж, например. Подписи не видно, но я надеюсь на результаты очистки. — Он улыбнулся. — Это, конечно, не Рембрандт и не Тициан. Но в одном я не сомневаюсь: даже заплатив вам, Роберта, за реставрацию этого полотна, я все равно получу большую прибыль, продав его. С учетом той мизерной цены, за которую я его купил.
— За сколько именно?
— Двести пятьдесят, вместе со старыми гравюрами и картой, покрытой бурыми пятнами. Лот под номером двадцать один больше никого не заинтересовал…
— Это ваш счастливый номер?