Нащупав у Аблы сладостное, Антара задохнулся от счастья - там выступало многое, очень многое. Не все обрезали, как она и обещала! А девушка нетерпеливо вздыхала и постанывала:
- Ну же, храбрец! Ты видишь, меня готовили для могучего воина!
На ласки его, по правде говоря, не хватило. Антара набросился и вонзил сразу - а Абла фырчала, мурчала, закидывала голову, а он кусал ей губы и размазывал пятерней пот по ее груди, по соскам, по обтянутой монистами шее. И так он трудился долго, заставляя ее стонать и вскрикивать, и поддавать бедрами, подобно кобылице на скачках.
В сладкой последней судороге Абла кричала долго и громко - словно умирала.
А когда последний отзвук пробужденного ее воплем эха стих, они посмотрели друг другу в глаза - мокрые, измученные - и расхохотались.
- Прям как в хадисе! - смеялась Абла, крутя головой и звеня сережками. - Передают, что Сабиха, завершая, кричала так, что от шатра разбегались верблюды!
Счастливо положив ей голову на плечо, опустошенный, излившийся счастьем и семенем Антара сомкнул веки. Она задрыгалась, с хихиканьем скидывая его с себя, и спросила:
- А как тебе удалось? Как ты кобылу угнал?
- Сумеречник помог, - перекатываясь на спину, зевая и неудержимо проваливаясь в дремоту, пробормотал Антара.
- А где он? - не унималась Абла. - Что, прямо настоящий сумеречник?
- Ага, - сонно проговорил юноша. - Где он? Да в Мариб, небось, уже скачет... Всех раскидал и сбежал из становища... Там и встретимся, точно говорю... в Марибе... отпразднуем...
- Ну, раз сбежал, хорошо... - донесся до него нежный голос возлюбленной.
И Антара погрузился в блаженный, истомный, самый счастливый в своей жизни сон.
восточный Неджд, владения племени мутайр
Солнце мучительно медленно переваливало через зенит. Удушливый ветер из пустыни полоскал занавесы шатров, просеивал сквозь щели и складки мелкую песчаную взвесь. Огненный шарик в небесах заплывал желтым туманом - Руб-эль-Хали дышала во всю мощь своих раскаленных легких.
Незаметный, как смерть на морозе, песок набивался в ноздри, в волосы, оседал на ресницах - тогда приходилось глупо моргать, чихать и сплевывать.
Сплевывать получалось натекающей кровью - слюны к утру второго дня не осталось. Второй день переваливал за середину - это судя по солнцу. Жарило, душило, слепило опухшие от ссадин глаза.
Бедуины высовывались, лениво выбредали из шатров, потягивались после дневного сна. Женщина, паруся черными полами, побрела к колодцу. Пустой мех безвольно волокся, высокая фигура таяла в песчаном мареве.