- А что ты весь встопорщился? -- поинтересовался Тарег. - Ты же сам говорил - лаонца не выручу. А тут воспылал жаждой мести? А вдруг там подвешивают твоих заклятых врагов?
Вышло неожиданно насмешливо - сам от себя не ожидал.
В ответ Амаргин подошел вплотную - чуть носом в нос не уперся. И прошипел:
- Когда мы друг с другом воюем - это наше дело. А когда нас убивают люди - это дело между нами и людьми. Ты понял меня, аураннский умник?!..
Тарег кашлянул и отодвинулся.
Амаргин злобно осклабился:
- Я вижу, ты понял, Стрелок. Каждый из нас будет рад перерезать горло халифскому гвардейцу. Давно, кстати, мы не испытывали такого незамутненного удовольствия.
- Дама поедет тоже? - кивнул Тарег на поигрывавшую рукоятью кинжала женщину, в которой дрыгал крохотными ручками зародыш.
- Дама поедет тоже. Она хотела бы принести жертву на том месте, где умер ее племянник. Дама также надеется, что это будет не коза. Ты спросил все, что хотел?
- Вы навряд ли увидите там гвардейцев, Амаргин. Похоже, а Хайбаре сидят контрабандисты. И айяры.
Лаонец улыбнулся:
- Не все ли равно, в какую сбрую одета человеческая свинья? Разве не так? А, Стрелок?
Тарег снова промакнул рукавом натекающую в угол рта кровь. И опустил глаза.
Амаргин смерил его взглядом, хмыкнул и пошел к своей звенящей кобыле. За ним, обескураженно оглядываясь - человек, конечно, не понял ни слова из их беседы - засеменил аз-Захири, трогательно прижимая к груди испещренные буквами бумажки.
Хайбарский оазис, два дня спустя
Бедуины рассчитывали остановиться на ночлег в вилаяте у края оазиса.
Подъехав, они обнаружили, что вилаят вымер.
Высохшую пальмовую рощу подтапливало дюнами. Темнело, и верблюды чуть не переломали ноги, когда песчаный склон стал разъезжаться. Оползень открыл мертвые, заплетшиеся ветвями верхушки пальм. Потом показались выпроставшиеся под ветром остовы деревьев: серые, лохматые от мочала стволы щетинились срезами опавших листьев. Часть пальм словно перегрызли - они казались причудливо вывернутыми конечностями упавшего с высоты человека. Изломанные стволы торчали под разными углами: у одного дерева отломилась верхушка, другое обрушилось почти целиком, сломавшись у самого корня.
Вокруг арыков еще зеленело, но банановые посадки в тени финиковых крон погибли. В колодцах глубоко плескалась вода. Дома стояли странные - не разоренные, но и не брошенные. Словно утварь разложили в лари - и ушли. Все. Подальше от жилищ - и колодцев, становившихся все страшнее и страшнее, по мере того, как все затягивалось темнотой.