Она даже не старалась скрыть тревогу и любовь в голосе. Он в любом случае все понимает.
– Не могу просить тебя ждать триста шестьдесят пять дней…
– Триста шестьдесят три, – поправила Хелен. – Я ждала тебя двадцать девять лет. Какое значение имеют триста с чем-то дней?
– Хелен, я…
На этот раз она остановила его, приложив пальцы к теплым губам.
– Больше ничего не говори, ладно? – прошептала она. – Пообещай, что вернешься. Я буду ждать.
– Не хочу, чтобы ты…
– Я буду ждать, – сурово отрезала прокурорша.
Рафферти закрыл глаза, тщетно борясь с собой. Потом открыл, в сияющих глубинах царили любовь и согласие.
– Я вернусь.
– Не сомневаюсь, – проворчала Хелен, голос звучал незнакомо и серьезно даже для собственных ушей. – И для нас начнется новая жизнь.
Потом неохотно смежила веки, не в силах держать их открытыми ни минутой дольше.
Хелен не хотела спать. Не хотела терять ни единой секунды, ни единого момента, ни единого вздоха, ни единого удара сердца. Но у организма собственные нужды и своя мудрость. Она пережила самые бурные сорок восемь часов в жизни, телу требовалось отдохнуть и восстановиться, независимо от того, как сильно она сопротивлялась. Хелен закрыла глаза, впитывая вес мужского тела, запах разогретой кожи, звук ровного дыхания. А потом отключилась.
Рафферти подождал, пока она не заснет, подождал, сколько возможно, потом осторожно отвел ее руки и лег рядом, наблюдая в лунном сумраке за сном любимой.
Снег давно перестал идти – еще до того, как они спустились с крыши. Случившееся там казалось странным и далеким. Бывший гангстер никогда не видел так много копов в одном месте и в одно время. Вполне достаточно, чтобы заставить понервничать.
Однако Рафферти полностью игнорировал полицейских. Потому что слишком переживал за Хелен… лицо бледное и испуганное, мышцы ослабли, глаза распахнутые и любящие. Впереди неизбежная встреча с судьбой, значит, необходимо воспользоваться каждой минутой жизни и любви, прежде чем будет вынужден уйти.
Рафферти тихонько лежал рядом, нежно гладил, убирал волосы со лба, мечтая слизать следы высохших слез на щеках. Он так хотел эту женщину, так изголодался по ней, что никогда не насытится.
Никак не получалось избавиться от ощущения правильности и неизбежности произошедшего. Следовало бы сожалеть о том, что касался Хелен, взял ее, занимался с ней любовью. Следовало бы раскаиваться, что она будет его ждать.
Но не мог. В его жизни нет места логике и долгу. Он просто знал, что прав. И Хелен права, что их любовь – это навсегда. Даже если они знакомы всего сорок восемь часов.