И он грязной ладонью рубит себя по красной от свежего загара шее.
Остальные рыбаки, подойдя, располагаются вокруг костра. У всех у них усталые, но счастливые глаза, лица, как и у Семена, сильно загорели. Анна Петровна уже суетится возле «кухни», поднимая свою поварскую команду.
- Кушать, мальчики? Мяса вам оставили, свининки…
- Да мы там, на реке… - вяло отзывается кто-то. - Рыбки пожарили.
- Попить бы горяченького и в люлю, - поддерживают его остальные.
- Докладываю. - Семен смотрит снизу вверх на Бабая. - Волга действительно вся ушла под правый берег, узкая стала. Течение сильное. Утром сразу две сетки поставили - вечером еле вытащили - потом поднялись выше по течению, малька наловили в заводи для живца. Резинки закинули, спиннинги - и пошло! Судаки - по три килограмма, жерех метровый, стерлядь берет, сом, щука, окунь, горбатый, под кило. Вот это рыбалка, я понимаю!
- Я всю жизнь рыбалю, но никогда такого не видел, - поддерживает своего бригадира один из рыбаков.
- Ух ты! - восхщается Ник, сам неравнодушный к рыбалке. - Здорово!
- Алла берса[16], - спокойно говорит Бабай. - Анна Петровна, собери женщин - всю рыбу выпотрошить, присолить и на продув развесить. Завтра тузлук[17] сварим, в бочки положим.
Снежана и Фания разносят разомлевшим у костра рыбакам чай. Ник придвигается вплотную к Бабаю, тихо спрашивает:
- Ну, а всё же - на счет оружия? Звери ведь… тигрольвы, медведи…
Бабай упирается короткими руками в колени, с кряхтением поднимается со стула и говорит, ни на кого не глядя:
- Зоопарк потом смотреть будем. Сейчас людей кормить надо. Мыть надо. Завтра будем много рыбы ловить. Солить, коптить, вялить. Все пойдут. А вы, - он поворачивает голову к Нику, Эн и Халу, - соль поищите. Много соли - в запас. Всё, спать давайте. Ночь уже.
По Цирку плывет сладковатый запах свежей рыбы - это мобилизованные Анной Петровной женщины дружно берутся за работу. Вытряхивая из полиэтиленовых пакетов рыбу, они взрезают тугие животы, вычищая внутренности. Анна Петровна лично солит каждую - чтобы не испортилась до завтрашнего дня - и развешивает на натянутый поперек служебного прохода трос.
- Ой, батюшки, она живая! - заполошно взвизгивает кто-то.
Слышится мокрое хлопанье рыбьего хвоста о пакет, женский смех.
Рыбаки, допивая на ходу смородиновый чай, расходятся с арены. Их окликают, спрашивают подробности, но у мужиков совсем не осталось сил.
На ночлег общинники устраиваются на уцелевших креслах, в проходах, на полу, на ступеньках - кто где. Верхние ярусы амфитеатра, скрытые мраком, остаются пустыми: никто не хочет удаляться от костра. Люди инстинктивно чувствуют в огне защитника.