Дженни положила голову на его плечо, и Шейн с нежностью смотрел на нее, не в силах отвести глаз. Он осторожно прижался к ней своим длинным поджарым телом. Какой-то вопрос промелькнул в его глазах, но она не обратила на это внимания. Все было неважно, мелко. Казалось, прошла вечность, прежде чем его губы прикоснулись к ее губам, но когда, наконец, это произошло, она забыла все тревоги и только теснее прижималась к нему.
Счастливые любовники спали глубоким сном, крепко обнявшись и мерно посапывая. Огонь почти погас, только угли и горячая зола мерцали время от времени то золотистым, то бордовым цветом.
Когда к крыльцу с шумом подъехал грузовик, они разом сели, уставившись друг на друга.
— Джош? — спросила Дженни, протирая глаза.
Шейн подбежал к окну.
— Похоже, да.
Они стали лихорадочно одеваться, потом взяли матрас с двух концов и понесли его в спальню, и в этот момент Джош вошел через боковую дверь.
— Доброе утро! Похоже, вы провели ночь нормально! — сказал он наигранно бодрым голосом, хитро улыбаясь.
Дженни и Шейн переглянулись, ответили «Доброе утро», но видели, что Джош все понимает.
— Я привез яиц, бекон и кофе, — сказал он. — Вы, ребята, наверняка захотите позавтракать перед тем, как тронетесь в обратный путь на ранчо. — С этими словами Джош вышел и через минуту вернулся с двумя сумками в руках; Шейн открыл ему дверь.
Дженни вдруг стало грустно. Реальность вернулась как возмездие. И вместе с реальностью все сомнения, которые были раньше, усилились во сто крат. Сентиментальная дура, рассиропилась. Устала от одиночества. Они с Шейном разные, как день и ночь. Это приключение было восхитительно, но больше оно не повторится.
Тяжело вздохнув, она натянула на себя маску вежливости и невесело побрела на кухню помогать мужчинам.
Время все расставит по своим местам.
После завтрака Дженни и Шейн попрощались с Джошем и, оседлав лошадей, отправились назад, на ранчо.
Шейн ехал впереди. В глубине души он радовался, что Дженни едет следом: если б она была рядом, он не знал бы, о чем говорить. Как теперь вести себя с ней до конца ее отпуска? Что вообще решить об отношениях с этой непростой женщиной?
Во время завтрака Джейн ни разу не посмотрела на него — была занята едой или беседой с Джошем. Какие бы чувства она ни испытывала этой ночью, все исчезло как дым. И единственное объяснение ее плохого настроения — запоздалое раскаяние.
Чем ближе они подъезжали к ранчо, тем больше его охватывала злость — не столько на Дженни, сколько на себя. Он знал, как Дженни относится к Баку, ко всем индейцам. Одно это может стать непреодолимым препятствием. Ее неприязнь возникла не сейчас, а тридцать с лишним лет назад, так зачем же обманывать себя, полагая, что она вдруг изменится?