* * *
Дженни знала, что пятница была для Шейна сущим кошмаром. Они так увлеклись разговором в дороге, что она не догадалась спросить, как он себя чувствует. Да, она слышала по его голосу, что ему больно, плохо, но он убедил ее, что сейчас, когда они вместе, все хорошо, и она как дура верила!
Дженни думала о Шейне и Максе, которые сейчас говорили друг с другом там, в кабинете. Она принимала боль Шейна как свою боль. А потом еще будет Бак, потом — братья Шейна, или наполовину братья! Сколько проблем! У Дженни голова шла кругом. И если ей было не по себе, можно вообразить, как плохо Шейну.
Саванна подбросила дров в огонь, затем вернулась на диван и, прижавшись к Дженни, спросила шепотом:
— Ты ему сказала?
Дженни наконец поняла, что ее решение пока не говорить о беременности было правильным. Она покачала головой и только усилием воли удержалась, чтобы не уткнуться в плечо подруги и не заплакать. Ей так не хотелось садиться в самолет, потерять их навсегда… Хорошо, что не улетела. Тем не менее в их отношениях с Шейном далеко не все еще было ясно. И Шейн до сих пор не признался ей в любви. Он не хотел, чтоб она уезжала, — это так, но до признания и счастливого конца, о котором она мечтала, еще очень далеко.
Саванна погладила Дженни по спине. Подруги молча смотрели на огонь. Мысли Дженни перенеслись в кабинет, где сейчас находились Макс и Шейн. Она отчетливо представила себе лицо Макса, когда Шейн выложит ему все, что знает.
Макс побелел как полотно, челюсть его непроизвольно отвисла. Шейн почти физически чувствовал, какую боль он причинил отцу. Макс сидел рядом с ним около своего массивного стола, не на рабочем месте (за столом он выглядел намного солиднее и увереннее), а в сторонке. Сейчас он был каким-то беззащитным… и постаревшим. Таким Шейн никогда его не видел.
Когда Макс закрыл глаза, Шейн пожалел о сказанных словах. Теперь он уже сомневался, не лучше ли было оставить все как есть. В конце концов, у них хорошие отношения, нормальные отношения отца и сына. Может быть, не такие теплые, как хотелось бы, но… взаимное уважение, взаимная забота. А теперь? Зарастет ли когда-нибудь эта трещина?
Шейна начинало беспокоить тяжелое дыхание отца, да и вообще выглядел он неважно. Хуже, чем Шейн ожидал.
Макс тяжело встал со стула и, шаркая ногами, подошел к окну. Шейн не знал, что сказать, что предпринять. Он не узнавал своего отца. Его сильный, гордый отец был сейчас раздавлен, уничтожен. Плечи тряслись, голова опустилась на грудь, послышались сдавленные рыдания.
Шейн вскочил со стула, подбежал к отцу. Обнял его за плечи, судорожно выискивая в душе нужные слова. Он сам был на грани срыва.