— Ну, ладно. Беги тогда в лес, неси самое большое бревно.
Медведь принес бревно больше себя самого.
— Ну-ка, Миша, расколи бревно.
Медведь расколол.
— Клади туда, Мишенька, лапы.
Медведь положил.
— Ну-ка, засунь лапы поглубже.
Медведь засунул.
— Ну-ка, попробуй выдерни.
Медведь подергал — не выдергиваются.
Тогда взял Степан кольцо, вдел медведю в нос, привязал цепь к столбу, а сам лег спать.
Медведь ревет, хочет лапы из бревна вырвать — дёрг-дёрг, а бревно крепко держит, не выпускает. И взмолился тогда медведь:
— Отпусти, Степанушка, смилуйся, буду тебе на всю жизнь меньшим братом, буду тебе служить и защищать тебя.
— Ладно, — сказал Степан, — так и быть, пожалею тебя, Михаил Топтыгович!
Выпустил Степан медведя из бревна, а кольцо в носу оставил.
— Ну, брат меньшой, сторожи меня, а я спать буду.
Заснул Степан, а медведь стоит всю ночь у дверей, сторожит.
Утром приходит царь, хочет в клетку войти, а медведь на него рычит, не пускает.
— Ты что, Мишка, белены объелся? Ведь это я — царь. Пусти меня.
— Не пущу! Старший брат никого пускать не велел.
— Ах ты, болван! Пусти сию же минуту!
— Не пущу! Старший брат крепко спит и будить себя не велел.
— А кто же твой старший брат, что ты его так боишься?
— Степанушкой его звать. Умней и сильней его нет на земле никого.
Испугался царь, убежал во дворец, собрал министров, стал совет держать: как быть, отдавать дочь за Степана или не отдавать?
В ту пору сама царевна прибежала к Степану в клетку, а за ней вприпрыжку прискакали все три свинки — медная, серебряная и золотая.
Кинулась царевна к Степану:
— Ой, Степанушка, увези меня отсюда скорей. Надоело мне батюшкиного согласия дожидаться, царским прихотям потакать. Хочу быть твоей верной женой!
— Ладно, — сказал Степан, — а корону царскую оставить не пожалеешь?
— Не пожалею.
— А в лаптях ходить не побоишься?
— Не побоюсь.
— А свиней пасти сумеешь?
— Сумею.
— Ну что ж, поедем тогда в мою хату.
Подкатила тут к ним золотая карета, сели в нее Степан с царевною, взяли с собой своих верных друзей — мышку-норушку и жука-навозника. Михайло Топтыгович сел за кучера, а свинки стали сзади, на запятках.
Эх, как рявкнул Михайло Топтыгович, как рванули добрые кони, как понеслись, только пыль столбом закрутилась!
А царь с министрами и до сей поры совещаются — отдавать за Степана царевну или не отдавать?