— А за что их в Сибирь?
— Пану Збышеку известно, что большевики отменили веру в Бога?
— Слышал об этом, но думал, что такого не может быть, — побагровев от возмущения, сказал Збышек.
— Из-за того, что церкви в нашей стране закрыты, они молились дома, — с невыразимой печалью сказал Самарсков. — Соседи-безбожники донесли на них. Родителям дали двадцать четыре часа на сборы. Остальным двум родителям и нам, то есть Толику и Виктору, провожать их запретили. Обычное дело в СССР. — Самарсков долго и вдохновенно рассказывал о страданиях верующих, рассказал он в подробностях и о том, как большевики взрывали храм Христа спасителя, свидетелем чего, по его словам, он был. Говорил он беспрерывно, не делая пауз, и без сбоев, Сеймуру даже показалось, что впавший в странное состояние Самарсков не сумеет сам остановиться и, может быть, ему надо помочь, но все обошлось.
— Молитесь и радуйтесь, пан Збышек, что вы живете в благословенной Польше, — сказал Самарсков прослезившемуся надзирателю, и на этом сеанс был закончен.
— Матка боска Ченстоховска, сбереги от большевиков Польшу и всех нас, — Збышек перекрестился. — Помяните мои слова, изверги рода людского будут наказаны, — торжественно провозгласил Збышек.
— Аминь, — звучным эхом отозвался Самарсков.
Еще раз перекрестившись, Збышек, поигрывая дубинкой, пошел к выходу исполнять и дальше служебные обязанности.
В опустевшем бараке они остались вдвоем. Самарсков сказал Сеймуру, что можно быть спокойным, Збышек не подведет и сделает все как надо. По его словам, добивать Сеймура никто не придет, и сегодня его ни в карцер, ни в карьер не погонят. Самарсков говорил беспрерывно. По ходу продолжительного монолога, изредка прерываемого ответами Сеймура, дополнительно выяснилось, что Виктор Самарсков очень любопытный человек, любопытство было всеобъемлющим, но в это утро он интересовался главным образом конкретными сведениями и фактами, связанными с Сеймуром. Сеймур на вопросы отвечал медленно, слегка приоткрывая рот, потому что на малейшее движение острой болью отзывались челюсти и мышцы лица, кроме того, ему очень хотелось спать. Самарскову он был благодарен, но преодолеть дремоту оказался не в силах.
— Извини, — прервав собеседника на полуслове, объяснил он, — это оттого, что очень уж тянет ко сну.
— И правильно. Поспать необходимо. Ты мне только скажи напоследок, из-за чего ты затеял драку с охранником?
У Сеймура прошел сон.
— Он первый на меня набросился с дубинкой, я его ударил в ответ. А что я мог сделать?
— Непонятно. Дубинкой здесь каждый день бьют всех и все до одного терпят. Трусливые рабы! Даже огрызнуться никто не смеет. Презираю! А ты на глазах у всех подрался с охранником.