Матильда ненавидела их обоих и, скрывая возбуждение, все время жила в нетерпении, ожидая свежих вестей из Нормандии.
Год подходил к концу. Если герцог молчал, чтобы проучить ее, то он очень в этом преуспел. Неизвестность не давала ей спать по ночам, леди стала груба со служанками и нетерпелива к элегантным придворным, восхваляющим ее достоинства. Один из них, знатный фламандец, сложивший сердце к ногам прекрасной дамы, которая только смеялась над ним, упав однажды перед ней на колени, чтобы поцеловать краешек ее платья, назвал ее ледяной принцессой, величественной и недосягаемой. Матильда подняла взгляд, но вместо глаз обожателя увидела ястребиные глаза Вильгельма — на этом с беднягой было покончено. Ах, любовь ведь состоит не в том, чтобы валяться в ногах женщины в поэтическом экстазе! Мужчина должен драться за обладание тем, чего жаждет, требовать, а не умолять, крепко обнимать, а не стоять в благоговейном почтении перед дамой. Несчастный поклонник был отвергнут и вряд ли она когда-нибудь вспомнит о нем.
В очередных известиях из Нормандии ничего не говорилось о женитьбе, а только о военных действиях и завоеваниях. Граф Болдуин, выслушав про деяния Аркуэ, крушение планов французского короля и про то, как улетучился из Мулена граф Ги-Жоффрей, даже не подождав, пока герцог явится за своей собственностью, долго поглаживал бороду, а затем медленно произнес:
— Этот человек — единственный из тех, кого я знаю, — может управлять своей судьбой. Дочь моя, ты нанесла прежде всего большой вред себе, отвергнув Вильгельма Нормандского!
Матильда ничего не ответила. Она внимательно прислушивалась к тому, что рассказывали при дворе о победах герцога. Те, кто разбирался в нормандских делах, считали графа Аркуэ самым опасным врагом Вильгельма. Высказывали предположения, что могло случиться, если бы герцог не прибыл в Аркуэ раньше французского короля или не заставил бы отряд графа вернуться назад в свою крепость. Граф Болдуин, прислушиваясь к этим пустым разговорам, сухо заметил:
— Господа, в христианском мире есть только два человека, действия которых не имеют отношения к этому словечку «если». Один из них — герцог Вильгельм, другой — я сам.
Поставленные на место, придворные замолчали. Задумчивый взгляд графа скользнул по веренице безмятежных лиц.
— Мы еще услышим о Нормандии, — заметил он и оторвался от созерцания окна, благожелательно оглядев придворных. — Да, и еще одно, — продолжал он. — Валь-Дюн, Мелен, Алансон, Донфрон и Аркуэ… боюсь, его мощь будет расти как на дрожжах. У него не будет поражений, нет, нет — ни одного. — Граф грустно покачал головой.