Фильм резко оборвался. Пустая бобина крутилась в тишине.
Леопольдина не могла сдержать волнения. Как такое могло быть возможно? Как могли выставлять напоказ людей, словно зверей в клетке? И еще называть это «цивилизаторской миссией»? Она обернулась к Иоганну Кирхеру: на лице хранителя коллекций были слезы. Леопольдина не знала, что сказать. Она предпочла бы незаметно удалиться, но в то же время ей так хотелось утешить его…
И тут заговорил он, голосом твердым, хотя в нем все же проскальзывало волнение.
— Извините меня, — сказал он, утирая глаза. — Этот фильм меня потряс. Я знал, что подобные выставки бывали, но увидеть это своими глазами — непереносимо. Когда думаешь, что наши деды могли присутствовать при такой гнусности…
— Да, верно… — осмелилась сказать Леопольдина. — Подумать, что эта выставка состоялась в тысяча девятьсот тридцать первом году, когда рабство давно уже было упразднено…
— Люди, которые организовали этот спектакль, чувствовали себя облеченными важной миссией, а на деле демонстрировали этих несчастных людей только на забаву презренной вульгарной публике… — Казалось, хранитель был погружен в бездонную меланхолию. — Я тем более тронут этой мыслью, что вышел из семьи очень верующей. Мой отец всегда воспитывал меня в уважении к человеку, в этом было его благородство. Никогда я не слышал от него, что черный человек ниже белого. «Человек, — говорил отец, — незыблемая ценность. Никто не имеет права унижать его, какой бы цвет кожи у него ни был. Жизнь, — говорил мой отец, — дар неба. И ее всячески нужно уважать».
Леопольдина ответила не сразу.
— Однако, — осмелилась наконец она, — организаторы этой выставки называли себя учеными, антропологами, этнологами… Они были уверены, что делают это во имя науки.
Иоганн Кирхер подошел к широкому окну и поднял шторы. Мягкий свет окутал комнату. Кирхер повернулся к Леопольдине и взглянул синими глазами в ее глаза.
— Все так, но нужно поставить под сомнение то, что они подразумевают под словом «наука». Наука не может оправдывать все. Не будем забывать, что ее создают люди, и, следовательно, она так же может ошибаться, как и люди. Главное, нельзя терять из виду, что она состоит у них на службе, а не наоборот. Наука не может позволить себе все, Леопольдина. Люди науки несут моральную ответственность, о чем они слишком часто забывают. Человек — не животное. Человек…
Иоганн Кирхер не закончил фразы. Он внимательно смотрел на Леопольдину, которая буквально впитывала его слова. Казалось, время остановилось.
Неожиданно хлопнула дверь. Кирхер отступил на два шага в сторону, прежде чем его ассистент Меди вошел в комнату.