Город затихал.
Часы на башне Городской Думы пробили одиннадцать раз, и Константинов, сосчитав удары, зло сплюнул себе под ноги. Он измучился, как собака, обойдя уже множество заведений всех рангов — от шикарных ресторанов с цыганскими хорами до скромных и опрятных немецких портерных, от знаменитых трактиров, где отмечают юбилеи писатели и университетские профессора, до жалких питейных домов, не имеющих даже названий. Под взглядами лакеев, швейцаров и половых, в сиянии хрустальных люстр, в свете керосиновых ламп, свечей, масляных плошек, воняющих ворванью, вспыхивал золотой профиль Наполеона III и вновь погружался на дно кармана.
Тем временем собственные доверенные агенты Константинова, прикормленные им оборванцы Пашка и Минька шныряли по ночлежкам и рыночным притонам. Распоряжений об этом Иван Дмитриевич не давал, но в расчете на обещанную награду Константинов решил проявить инициативу. За пазухой у Миньки хранился листок бумаги с изображением все того же французского целковика. Не умея рисовать, Константинов просто покрыл монету листом бумаги и сквозь бумагу водил по ней карандашом до тех пор, пока на листе не проступил оттиск, похожий на печать. «Наполеондор!» — вручая это произведение своим агентам, важно сказал Константинов.
Увы, никому из них троих удача так и не улыбнулась. К вечеру загулявшие питухи расплачивались чем угодно, вплоть до дырявых сапог и клятвенных обещаний, только не золотыми наполеондорами. В одном секретном подвальчике, где собирались воры, кто-то опознал в Константинове агента сыскной полиции, пришлось уносить ноги. В другом месте загулявший железнодорожный подрядчик склонял его за двадцать пять рублей голым танцевать со свиньей, в третьем какая-то девица, которую Константинов видел впервые в жизни, вдруг стала кричать, что он обещал подарить ей шелковые чулки и обманул, сволочь. Еле отвязавшись от нее, Константинов хотел было плюнуть на все и идти домой спать. Многие заведения уже закрывались на ночь, но в окнах трактира «Америка» горел свет, слышались голоса. Из чувства долга он решил сделать последнюю попытку: вошел, предъявил половому свое сокровище, затем, получив привычный ответ, не по службе сел за столик, чтобы передохнуть и принять рюмочку на сон грядущий.
Половой обходил залу, собирая деньги с посетителей. Внезапно он с заговорщицким видом шмыгнул к Константинову и щелчком выложил на клеенку золотой кругляш со знакомым козлиным профилем.
— Откуда? — ахнул Константинов.
— Вон тот дал, — страшным шепотом доложил половой, указывая в угол.