Проворочавшись до четырех часов утра, она пришла к выводу, что произошедшее в саду было следствием чувств и бездумных порывов, взявших верх там, где обычно царствовал разум. Дрейк, скорее всего, был немного пьян, а может, на него так повлиял лунный свет и соловьиная трель. В любом случае, он повел себя неблагоразумно, не говоря уже о том, каким возмутительным было ее поведение.
Но это вовсе не означало, что он ни испытывал никаких чувств. Может, это и нельзя было назвать любовью с его стороны, но определенно Дрейк что-то испытывал к ней. Все вокруг знали, что они были друзьями, хорошими старинными друзьями, которые не только спасали друг другу жизни в трудную минуту, но, что важнее, были рядом в те моменты, когда их жизни ничто не угрожало. Например, не единожды они оказывались на судне, застрявшем на морских просторах во время штиля, когда в течение нескольких дней не было ни малейшего дуновения ветерка. Такое затишье могло свести с ума кого угодно, но только не эту парочку, которая даже в такое время находила повод повеселиться.
Может, это и есть любовь? Может, смысл заключался в том, чтобы вместе пережить не шторм, а в том, чтобы выдержать период затишья и при этом не потерять рассудок и не возненавидеть друг друга?
То, что произошло вчера вечером, свидетельствовало о взаимном притяжении — Пэйтон точно знала, что привлекала Дрейка. Рукой оно почувствовала доказательство этого притяжения, длинное и твердое.
Если между ними дружба, причем настоящая, и их влечет друг к другу, то насколько они далеки от любви?
Впрочем, это уже не имело значения. А все потому, что сегодня он женится на мисс Уитби и уезжает в Нью-Провиденс. Может, когда-нибудь она снова его увидит. Может, он приедет в Англию на её свадьбу. Пэйтон горько рассмеялась под простынями. Её свадьба. Какая глупость! Она никогда не будет невестой. Если она не могла получить Дрейка, то ей вообще никто не нужен. И точка.
Перекатившись на бок, Пэйтон выглянула из-под простыни и просмотрела на часы, стоявшие на камине. Восемь часов. Застонав, она снова натянула простыни на голову. О, Боже! Меньше, чем через два часа свадебный кортеж отправится в деревенскую часовню.
Пэйтон встала, умылась и оделась еще до того, как часы на каминной полке пробили девять раз. Горничная, которая принесла воду для умывания, сообщила, что внизу в столовой подают кофе, и если юной леди будет угодно, то она может принести ей чашечку. Так уж получилось, что юной леди было угодно выпить кофе. У Пэйтон не было никакого желания сталкиваться с хозяином дома и ещё меньше — с его наречённой. Принимая ванну, Пэйтон заметила на своем запястье розовую шелковую ленту, которую повязала накануне вечером. Эта лента так и осталась красоваться на ее руке в качестве напоминания о ее вчерашнем поведении. Пэйтон развязала её, но лишь затем, чтобы украсить лентой свою лодыжку, где никто, кроме горничной, ее не разглядит. Девушка словно предчувствовала, что сегодня ей потребуется хоть какое-то напоминание о том, кому в действительности принадлежал Коннор Дрейк.