По-моему, Стаценко тоже хотел что-нибудь разэтакое, чего нет и вряд ли может быть у других. И похоже, рассчитывал получить сие через меня. Например, сногсшибательную меморию с дарственной табличкой в престижном музее. Предположения роились у меня в голове, пока Остап Прохорович водил меня по коттеджу. Сам он ни о чем подобном не заикался. Просто водил и показывал. Время откровений пока еще не настало.
В одной из комнат мы сделали остановку. Устроились за курительным столиком, заботливо укомплектованным всеми причиндалами. Я осмотрелся. Комната предназначалась под библиотеку, однако меньше всего ее напоминала. Отсутствовал свойственный библиотекам покой. Да и мебель не гармонировала со стенами, уставленными застекленными книжными шкафами. Комната являла собой пример неудавшегося замысла, как многое в этом доме.
Стаценко достал из хумидора сигару, отрезал кончик маленькой гильотинкой от «Кензо» и закурил. Зная, что я не курю, мне не предложил, но вопросительным взглядом удостоил – из вежливости. «Что может быть лучше хорошей сигары после обеда!» Показное смакование сигар – еще одно из повальных чудачеств нуворишей, как и увлечение сопутствующими курительному культу принадлежностями наподобие шкатулок с искусственным микроклиматом ценою в плохенькую квартиру. Аристократы новой генерации с удовольствием перенимали ставшие доступными благородные замашки.
– Нравится вам мое букинистическое собрание? – Стаценко обвел рукой шеренгу строго поблескивающих стеклами шкафов. От сигары в воздухе протянулся размашистый дымный след.
Я пожал плечами:
– Не знаю, покамест не имел чести узнать, какие в нем находятся экземпляры. Но выглядит, во всяком случае, внушительно.
– Так вы поглядите. – Остап Прохорович с неожиданной для распущенного на пятом десятке лет буржуйского брюшка с легкостью вскочил и распахнул дверку.
Посмотреть, вообще-то, было на что. Библиотека Остапа Прохоровича не относилась к разряду новорусских мулечек, когда «для виду» подчистую скупаются домашние архивы, лишь бы пыль в глаза пустить столь же темному гостю. Тут я паника недооценил. Господин Стаценко отнюдь не собирательством занимался.
– Что вы на это скажете? – выволок на столик Остап Прохорович пачку журналов. Судя по голосу, гордость коллекции.
– Издание начала прошлого века. – Я взял верхнюю брошюру в невзрачной обложке, украшенной рисунком кометы.
Журнал назывался «Ostara», и я держал первый его номер.
– Имеете представление, что это такое? – заговорщицки осведомился Стаценко.
Я имел. Носящий имя готской богини весны журнал был основан в 1905 году Йоргом Ланцем фон Либенфельсом – создателем теории расовой соматологии, поделившей народы на высшие и низшие. Идеи цистерцианского монаха-отступника породили арио-героический культ гитлеровской Германии, загрузивший работой печально известные лагеря смерти. «Ostara» же, согласно его манифесту, задумывался как журнал, использующий антропологические данные для того, чтобы научным образом сломить восстание низших рас и защитить благородство расы европейской. О реализации этого замысла мир с содроганием вспоминает до сих пор.