Я хотел было промолчать или придумать что-нибудь. Соврать. Я же помню, как надо мной смеялись в кают-компании, когда я правду сказал. Но почему-то ответил как есть:
— Я хочу найти любовь.
А Лив не стала смеяться. Поцеловала меня легонько в плечо и спросила:
— А почему именно там?
— Не знаю. У себя ее найти я не смог.
— По нынешним временам это большой дефицит. Ты уверен, что ее отыщешь?
— Уже нет. Но я буду стараться. Я очень хочу знать, что это такое. Что чувствуешь, когда любовь.
— Большинство людей сказали бы, что то, чем мы с тобой сейчас занимались, и есть самая настоящая любовь.
— А на самом деле?
— А на самом деле это всего лишь секс. К сожалению, — и она грустно улыбнулась.
И я опять почувствовал, как ей одиноко. И поцеловал ее в рыжую макушку. А она в ответ прижалась ко мне еще крепче. И я взял и включил музыку. И Дженис снова хрипло говорила нам о любви и о рыбах, что выскакивают из воды, и о счастливом ребенке в летнее время, и выкрикивала что-то гневно, и в чем-то обвиняла.
— А ты когда-нибудь видела любовь? — спросил я.
А Лив покачала головой и тихо ответила:
— Сначала были розовые мечты о прекрасном принце. Все девочки рано или поздно проходят через это. И о свободе. А свобода без денег — миф. И тогда на первый план вышла карьера. Я долго училась. Много работала. Загоняла себя, как лошадь. Все, кто за мной ухаживал и с кем я спала, казались чем-то временным. Суррогатом, чтобы не было скучно и серо. Допингом. А по мере того, как я вверх продвигалась, как-то так оказывалось что все прекрасные принцы — просто держатели активов. И мои клиенты, к тому же. Оттого они и прекрасны внешне. Увы — только внешне. И у каждого из них обязательно есть своя принцесса — деловой партнер. Теперь я относительно богата и знаю, что свобода — это такая большая сладкая морковка, за которой тянутся наивные мечтатели. Я по-прежнему втиснута в клетку. И вынуждена крутиться там с утра до вечера. Не в силах ничего изменить. Потому что остановиться — значит потерять то немногое, что у меня есть. Все, что я делала эти годы, — это делала свою клетку повыше и попросторнее. У каждого из нас своя клетка.
— У меня нет, — сказал я убежденно.
— Тогда ты счастливый человек. Ты не сердишься на меня?
— За что?
— Ну, не знаю… Мне отчего-то кажется, что я тебя использовала. Ты — как окошко в тот мир, куда мне уже никогда не попасть…
И она потерлась щекой о мою грудь.
— Мне с тобой здорово. И спокойно, — ответил я.
— И мне с тобой, — она снова подняла голову и посмотрела мне в глаза. И я в который раз поразился их бездонной черноте.