— Движение Узорочья — движение от Костромы к Ярославлю.
Кажется, я уже слышал это, но вдумываться не было сил — я уже ничего не понимал, а только валился в сон. Очнулся я от непривычной тишины. Наша машина зависла над краем огромного кювета.
Видать, её занесло на дурной дороге — и теперь мои подельники молча озирались, думая, в какую сторону вылезать из неё, чтобы не нарушить хрупкого равновесия.
Но вот мы встали на край дороги, и только тут я понял, что изменилось в окружающем мире.
Выпал снег. Кругом нас лежало бесконечное белое поле — мы чёрными муравьями стояли рядом с машиной, а над нами было ровное белое небо, утратившее всякую голубизну.
Тут бы нас нужно было бы снять камерой на кране, специальным заключительным планом, что так любят кинематографисты, — когда камера уходит ввысь, а люди постепенно мельчают. Да только никакого кинематографа не было. Было знамение снега, дорога где-то у Оки, и мы, перекурив, упёрлись в борт машины, стараясь испачкаться не слишком сильно.
Кабыш Инна Александровна родилась и живет в Москве. Окончила Московский государственный педагогический институт. Автор шести поэтических книг, лауреат нескольких литературных премий.
* *
*
— Извини, не расслышала из-за гвалта:
я в троллейбусе,
— еду сейчас домой.
Ты уходишь? Господи, напугал-то!
Я подумала, что-то стряслось с тобой.
Ну конечно, “счастливого” — как иначе,
ну конечно, “полный” тебе “вперёд”.
Где-то есть большие дома и дачи —
там теплей, ибо солнце там круглый год.
Уходить — как же это всегда красиво,
ведь “прощай” — не то что “пока-пока”!
Согласись, родной, велика Россия,
я бы сузила: больно уж велика.
Только некуда мне отступать — я дома:
ставлю сумки в угол и зажигаю свет.
Он горит всегда по закону Ома,
потому что другого закона нет.
Я, мой свет, не жена тебе, не невеста,
и не мать, и тем более не отец —
я и. о. начальника свята места:
нас, точнее, двое тут: я и телец.
Из цикла “Тамарин двор”
*
Красота — это страшная сила,
а горбатых исправит могила.
Но глядишь на красивых в гробу — и
где, скажите мне, их красота?
…Я живу у Тамары-горбуньи,
как за пазухой у Христа.
*
Баб Тамара сидит над кроссвордом,
рядом белый мурлыкает кот,
под шатурским сидит небосводом
вечность, кажется, всю напролёт.
И дожди собираются в ванну,
что ржавеет в саду у неё,
и цветы зацветают и вянут,
и то сохнет, то мокнет бельё.
Покраснеет малина и снова
помаленечку сходит на нет…
А она ищет нужное слово,
как Последний Великий Поэт.
* *
*
1
Я б уходящим потеряла счёт,
когда бы всех и каждого считала.