Вот блондинка уже у Боба дома, вот ужо сейчас у них все заладится. Я за него переживал.
Тут начинается ужасное.
Совершенно ниоткуда, ветром надуло, черт догадал, является тихий монстр в шапке-ушанке с каким-то немыслимым, времен Второй мировой войны, чемоданом, кого там хуже незваный гость, эдакая недотыкомка из России с непереводимым ни на какие человеческие языки самоименованием “Душка”1, поселяется в квартире Боба в качестве домового. Поскольку у хозяина и Душки нет общего языка, общение их невербально.
С безымянной блондинкой — пора бы мне ее для удобства как-нибудь уже именовать, почему бы не Магдой, пускай будет Лолита — тоже нет общего языка, ну так вербальность и тут условна, сведена к минимуму, ничего, как-то обходятся, в конце концов, ей достаточно тихо улыбаться, короткого ума ее хватает на то, чтобы попридержать язык, да и говорить, собственно, не о чем, общий бэкграунд отсутствует. Справедливости ради: Йос Стеллинг вообще не жалует диалоги, кому нужны слова, рационализация жизни, измена визуальной природе кино, в других фильмах то же самое.
При появлении Душки девушка прощается: находиться в одном помещении с этим ласково и прилипчиво услужливым, омерзительно бесполым пришельцем ей физически невозможно. Да и незачем.
“Душка” — слово неопределенного рода: сразу и мужского, и женского. Есть намеренная странность в имени Винни Пух. В голову приходит и Карлсон (мущинка), хотя с именем у него никакой двусмысленности.
У добросердечного и совестливого Боба не хватает решимости выставить незваного гостя на улицу. Тем более что на голландской улице всегда идет дождь. Европейская политкорректность бессильна перед иноприродным существом. Бог знает когда, на каком-то кинофестивале на юге России, легкомысленно и бездумно дал странному аборигену визитную карточку, мало ли таких карточек роздано? — теперь расплачивайся. Отчаянная запоздалая попытка избавиться от этого ужаса ни к чему не приводит.
Душка превращает квартиру Боба в отвратительную помойку, заполняет собой решительно все, варит борщ, что может быть гаже, слово-то какое, язык сломаешь, что русскому здорово, то немцу смерть, как, неужели не нравится, и смотреть тошнотворно, ладно, давайте-ка сюда вашу тарелку, вкуснота-то какая, пальчики оближешь, ничего в еде не понимает, неблагодарный, ишь, нос воротит, обидеть норовит, а он-то старался, делает существование хозяина, переставшего быть хозяином, призрачно-страдательным, вообще невозможным, лишает его Лолиты, лишает воли, здоровья, обессиливает, превращает в калеку, простодушно-изощренно проказничает, позванивая чайной ложечкой в стакане, пуская тем же стаканом солнечные зайчики в глаза страдающего от этих незатейливых манипуляций, униженного, не имеющего сил избежать их Боба.