— Отдыхай, бабаня! — весело сказал Шнурок. — Ныне праздник!
Ему было и впрямь весело. Он почуял молодость и силу свою.
Вприпрыжку, зайцем, промчался он от бабкиной хаты к букановскому дому, где его вовсе не ждали. Таким не ждали.
Дверь открыв нараспашку, Шнурок вошел козырем и бухнул на середину стола водки бутыль, а потом, горою, все вместе: конфеты, колбасу, консервы, опорожняя карманы и сумку. Перед Королихой вино поставил, изображая галантного кавалера, сказал:
— Для дамы. Будем на брудершафт пить! — И даже поклонился.
Честнбая компания, онемев, не сразу в себя пришла. А потом взорвалась:
— Вот дает Шнур! Откуда дровишки?
— Не Шнур, а целый Шнурище!
Эти возгласы еще более ободрили Шнурка. Он не присел, он мыкался по хате, командовал, понимая себя уже не гостем — хозяином:
— Наливай… Погоди! Разогреем тушеночку! Горячая лучше!
И его слушались: налили, но ждали, пока разогреется, зашкварчит, запахнет жирная свининка из банок. В самом деле, хорошо закусить горяченьким.
Дождались. Выпили, стали закусывать.
— Откуда дровишки? Либо у Бугра взял? Или наславил?
Шнурок лишь усмехался, довольный. Он сел во главе стола, рядом с Королихой, поглядывая на нее, тоже по хозяйски: ведь он был еще и при деньгах.
А что до вопросов, то он ответил скромно:
— Прославил. У миллионерши.
— Раскололась?
— А куда ей деваться, — веско произнес Шнурок. — У нас — не у Феньки. Короткий разговор. И конкретный.
Обычно он был молчуном. Да и что он сказать мог, бездомная сирота. А теперь вдруг заговорил. Свежей водочки выпил, закусил и заговорил уверенно, быстро, горячечно:
— Шкурить их надо, а не славить! Не подаянку просить, а шкурить! —
И как было не горячиться бедному Ване, ведь о своем говорил: месяцами скотину пас у чеченцев и у своих, считай, за кусок хлеба да ненадежный кров; всегда обещали горы златые, а потом обманывали. — Они нас обдирают, а мы подаянку просим! — кипятился он. — А надо за глотку брать! Вон гляди, как ребята работают! — указал он на телевизор. — И как живут!
На одном из экранов кого-то стреляли, убивали, а потом — белоснежная яхта посреди синего моря под ярким солнцем, на палубе накрытые столы — золотистое шампанское с пузырьками; загорелые тела, веселые лица; и прямо с палубы, с борта — в море. Бу-бух! Сияющие брызги. Прозрачная вода.
Телевизор показывал четко, явственно синюю склянь воды, неба, молодых людей. Вот они рядом — счастливые… А на другом экране после стрельбы был самолет, а потом — заснеженные горы, зеленые елки, нарядные домики, быстрые снегоходы и лыжи.
— Гляди, гляди! Наш Ревунов! — закричал Коля Мордва. — Вон он!