К сожалению, удачливый махинатор настойчиво проявлял необъяснимое скупердяйство, что все более и более раздражало добродушную и в общем-то не искавшую корысти Любу. “Ладно мне, но хоть ребенку-то мог бы приволочь шоколадку!” — бурчала она. В “ребенках” значилась я, хотя к тому времени мне уже исполнилось пятнадцать.
Геннадий Эдуардович появлялся у нас не только под предлогом командировок, но и по праздникам — вместе с женой Катей. Каким образом Любе удалось подружиться с ней, для меня по сей день остается тайной, но факт, что они вместе чистили на кухне селедочку, рубили лучок и накрывали на стол, а потом, маненько приняв, дуэтом исполняли любимые песни.
Дядя Петя был не так статен и хорош собой, как Геннадий Эдуардович, зато он был примерным и полезным сожителем. Имея доступ ко всем магазинам нашего района, а в особенности дешевым базарным ларькам, он исправно снабжал нас дефицитными товарами и продуктами (а в те годы все было дефицитом, начиная от муки и гречки и кончая чулками). Мое выпускное платье тоже было сшито Любой из “лоскута”, который поспособствовал достать дядя Петя.
Удивительной представлялась мне ловкость, с какой Люба управляла прибытием и отбытием своих кавалеров, ни разу не позволив им встретиться. Хотя нет, однажды все же вышла промашка. Геннадий Эдуардович вздумал неожиданно заявиться в довольно поздний час, предварительно не уведомив и не предупредив. Как на грех, ему даже не пришлось звонить у входной двери, поскольку одновременно с ним в подъезд вошла одна из наших соседок. Привыкшая к его визитам, она без всяких колебаний впустила гостя в квартиру. Любопытно, что те же самые соседушки, которые столь гневно порицали любовные похождения моего отца, к Любиным шашням с двумя женатыми мужчинами относились со снисходительным пониманием.
В ту минуту дядя Петя сидел на Любиной постели еще в форменных милицейских штанах, но уже без сапог и рубахи. Геннадий Эдуардович сунулся было в комнату, но, мгновенно оценив ситуацию, решил избежать досадного столкновения, тут же сориентировался, смутился, извинился, сказал, что жена Катя просила вот передать... Что-то такое передать. И поспешно удалился. На следующий день, однако, он явился выяснять отношения. “А ты что, муж мне, что ли? — напомнила Люба. — Кого хочу, того и вожу! Тебе не обязана. — И, не утерпев, добавила: — Четвертинки отродясь не принес, миллионщик чертов! Еще права предъявляет. Не нравится — не ходи. Как же, ждут его тут — дожидаются! Только и мечтаем, когда уж он соизволит-заявится — друг любезный, миленок ненаглядный!.. Авантюрист недорезанный!”