В течение всего лета больше никто не появлялся в этой местности.
Жена капитана родила мальчика.
Муравейники простояли еще несколько лет.
Река текла.
Понтонный мост закрылся.
Понтоны вытащили на берег, разрезали, разобрали на металлолом.
Буксир перегнали в К.
Карьер заполнился водой.
Мостик снесло в одно из половодий.
Муравейники один за другим растаяли в течение лета.
Скелет, раскинутый на лежанке, побелел.
Линии ног, рук, шеи указывали на вершины исчезнувшего пятиугольника.
Корин Григорий Александрович родился в городе Радомышле (на Житомирщине) в 1926 году. Автор нескольких лирических сборников. Живет в Москве. “Его стихи — одна пронзительная и очень беспощадная исповедь” (Б. Окуджава).
Сердечно поздравляем поэта с восьмидесятилетием.
* *
*
Молитва — не стихотворенье.
В ней дышит новью повторенье.
И каждый раз она нова,
В ней Дух Святой, а не слова.
Молитвы
Я просыпался рано.
Из соседских открытых дверей
доносилась молитва Корана.
А за балконной перегородкой
стоял мой дед
и бормотал свой Ветхий Завет,
и две молитвы не мешали друг другу,
и в окне проступал Божий свет,
и гладил дед мою руку.
Давно блаженного детства нет,
навеки утрачен его секрет,
и, вкушая житейскую муку,
я понял,
о чем молился мой дед
и о чем молился его сосед
на заре, оглашая округу.
Давно мой дед
и его сосед
отдали Богу души,
ушли старики, и молчит рассвет,
чахнет море, коробит сушу.
И в каждом сне моем смутен дед
и вокруг озирается странно,
будто он не читал
в двух шагах от Корана,
припадая на коврик,
Ветхий Завет.
* *
*
Хочется в доме отцовском
Голос отцовский вернуть,
Хочется к стареньким доскам
Отчего дома прильнуть.
Хочется ясного слова,
Хочется жизни другой,
Хочется неба другого,
Господи, бред-то какой.
* *
*
Я столько твоим дорогам трубил,
И столько тебе славословий сложил,
И столько потратил слез и чернил,
И столько себя в этот год хоронил, —
Что больше мне негде себя схоронить
И негде бумажные горы хранить,
И слез больше нету, чтоб слезы пролить,
И нету трубы, чтоб тебе протрубить.
* *
*
Что ей вести эти,
Хоть бы шли из рая...
С чем жила на свете,
С тем и помирает.
В стареньком чулане
Дочкиной дачи
С верными чулками
Из шерсти собачьей,
С твердой верой в Сталина,
Никакой другой, —
Бабка преставилась
В тот выходной.
С чем жила на свете,
С тем и померла.
Прожила — столетье,
Второе — не смогла.
* *
*
И явился ему Господь у дубравы Мемре,
когда он сидел при входе в шатер свой.
Быт. 18: 1.
— Авраам, Авраам!
Кто гостил у тебя?
То не дети ли Рая
Среди белого дня?
Не докличешься ныне,
Был о чем разговор...
За песками пустыни
Вечный слышится спор.