“Невооруженный взгляд” смягчает эффект от столкновения с реальностью — самого страшного вы не увидите; помогает адаптироваться даже к самой неблагоприятной среде. Петр Петрович Алабин из романа Владимира Маканина “Испуг”7 — старик, пенсионер, живет в “осьмушнике”: две комнатки, крохотная кухня — “газовая плита отчасти с видом на туалет”. У старика один костюм, пара рубашек. “Другой одежонки просто нет”. Впрочем, позднее выяснится, что есть еще у Алабина летние парусиновые брюки. Старик одинок — иногда приезжает только внучатый племянник Олежка, ветеран чеченской войны. Олежка болен — не в силах удержаться ни на одной работе, не может встречаться с женщиной, иногда по ночам он лунатически выкапывает себе в саду что-то наподобие окопа. Весь поселок смеется над лунными похождениями Алабина, его репутация — “шиз”. Его немногочисленные друзья бедны. Сам дачный поселок не отличается опрятностью, ухоженностью или достатком: под ногами пустые бутылки и “миллионы” пивных банок, иногда отключают свет, и надолго! Поселок терроризируют воры. Они не брезгуют даже древним советским телевизором, который приобрел Петр Иваныч, сосед и приятель Алабина. Представьте, что такую “фактуру” получила в свое распоряжение, скажем, Марина Палей!
Но герой Маканина воспринимает свою (со стороны — нелепую и несчастную) жизнь как драгоценный подарок. Он всем доволен, бодр, оптимистичен, а потому способен прижиться где угодно. Муж молоденькой дачницы, приревновав жену к Алабину, пристроил “старикашку” в больницу — “полупсихушку <…> не дурдом. А только что-то вроде”. Но Алабин находит радость и там: “В палате шикарно. <…> И чисто! И старательно прибрано! Больничка из кино!..” Отобрали единственный костюм — не беда, ведь взамен Алабину дали больничный халат: “Теплый. Дивный на ощупь! Весь мой чувственный импульс, я думаю, был в этом халате. Это мог быть и боксерский халат. Халат отставного чемпиона по боксу. Или сытого министерского чиновника. <…> это был халат, в котором чувствуешь себя богатым и сильным! <...> С красивым толстым шнуром, заменявшим пояс”. В первый же день сатирмэн Алабин приглядел себе новую “нимфу” — “молодую и толстенькую” Раечку…
Это почти эпикурейский подход, а “Испуг”, наверное, самый эпикурейский роман в современной русской литературе. Эпикур и Аристипп полагали, что удовлетворение зависит не от внешнего мира, а от самого человека, значит, атараксии (невозмутимости) невозможно достичь, не изменив взгляд на мир. Вот этот особый взгляд и отличает героя Маканина. Нет у старика Алабина ничего общего с наивным дурачком-оптимистом. Он наблюдателен и умен и, вопреки названию первой главы, вполне адекватен. Знает отлично и о болезни Олежки, и о собственной нищете, о насмешках соседей, о безнаказанности малаховских воров. Более того, ультраконформист Алабин неожиданно становится оппозиционером: “Но даже и просветленный совковым напором, я не в силах биться с целой эпохой деградации. Я не могу биться с огромной прослойкой отупевшего молодняка — с их человеческим фактором, с тысячами и тысячами молодых придурков и „пропащих” девиц”.