Хронологический принцип нарушен, поэтому сложно понять, как Кулик развивался, в какую сторону двигался. Однако на фоне текучих стен особенно явственно заметно глянцевое, гламурное начало большинства изображений и придумок. Касается ли это подсвеченных изнутри лайтбоксов, кружащихся в темноте, или же восковых фигур, инсталляций или компьютерных наложений.
Кулик — идеолог, каждая его работа — законченный концепт и самодостаточное высказывание. Глобальность экспозиции, ее демонстративная театральность, в которой неожиданно теряется главная тема Кулика (ребятам о зверятах), оказывается, про амбиции и битву с выставочными стереотипами, а не о том, про что Кулик на самом деле думал.
Вернисаж устроили во внутреннем дворике ЦДХ, обилие водки и бодрый оркестрик сделали свое дело — тусовка размякла и стала напоминать вернисажную публику 90-х и даже 80-х. Тем более, что лица-то примерно одни и те же.
Впрочем, кое-что начинает меняться — именно в последнее время, именно в этом сезоне, когда contemporary art пошел в молодой народ. Хитроумный художник выбрал очень правильный момент для расставания со своим прошлым — в этом ударном сезоне, не сделав ни одной работы, Олег Кулик дважды оказывается именинником — собрав все внимание в преддверии биеннале выставкой “Верю” и нынешней экспозицией.
8. “Царь Эдип” И. Стравинского в Зале Чайковскогопредставлен с претензией на постановку (цвет, свет, костюмы). Действие оратории прерывал рассказчик-протагонист, который вводил в курс дела следующего эпизода (оратория идет на латыни).
Несмотря на то что протагониста исполнял хороший актер Игорь Яцко из театра Васильева, звучащее либретто представлялось явно неуместным. Музыка Стравинского оказалась феерически красивой, особенно в местах, отсылающих к классическим образцам типа реквиемов и опер Моцарта и Верди.
Музыки было мало, несмотря на то что оркестр сидел на месте партера; главными же героями представления были певцы и хор, которые не только понимали музыку, но и доносили свое понимание до зрителей, очень точно попадая в настроение и жанр.
А вот оркестр Валерия Полянского явно недотягивал, лишь обозначая музыку, аккуратно отыгрывая партитуру. Звучание низкой посадки, с минимальным звучанием скрипичных и мощным басовым бэкграундом, делало музыку словно бы облезлой — как если бы позолота начала слезать с барочного ансамбля.
Ну и протагонист-рассказчик, который не нагнетал суггестию, но создавал дырки в звучании, из-за чего катарсис отменился напрочь, — только ты захватываешься эпизодом и проникаешься проникающей в тебя музыкой, как ее волевым решением останавливают и включают говорящую голову с ее мимикой. Яцко же актер, поэтому все одеяло начинает перетягиваться на вспомогательного, в сущности, персонажа.