– Иди скорей сюда, – поманил он Машу. – Выбирай, что по нраву!
Эх, подумал он тут же, это небось надолго! Разве можно девку до нарядов допускать? Они ж от этого безумеют! Петька успеет воротиться, как бы за воров их не принял.
Однако беспокойство Гринино скоро сменилось восторгом. Маша рылась в сундуках с такой радостью, так смеялась, так любовалась на кофты и юбки, так весело прикладывала их к себе, приглашая Гриню выбрать, что ей больше к лицу… Он смотрел с умилением, он любовался ею, и чудилось ему, что так счастлив, как сейчас, он в жизни не был.
– Ну вот, – сказала наконец Маша, – я выбрала, – и показала ему почти такую же синюю юбку, как та, что обгорела, вот только кофту она выбрала не розовую, а голубую, в цвет глаз своих. – Теперь надо переодеться.
Она стащила старую блузку и отбросила на пол. Потом спустила юбку. Гриня, словно на видение, смотрел на нее, оставшуюся в тонкой, как паутинка, батистовой сорочке. Считал мгновения этого счастья – смотреть на ее тело, – с ужасом думал, что вот сейчас она начнет одеваться – и все это кончится.
Но она не начала одеваться, а медленным движением спустила рубашку сначала с одного белого плеча, потом с другого – и сказала:
– Иди ко мне.
И он полетел к звезде своего счастья.
* * *
Если некоторые господа уверены, что императора никогда не посещают домашние заботы, он никогда не заботится о делах и бедах своего семейства, то господа эти ошибаются. Государь Николай Павлович последнее время был весьма озабочен именно семейными делами, а именно – любовными приключениями своего старшего сына, наследника престола – великого князя и цесаревича Александра Николаевича.
Сам Николай Павлович заслуженно был титулован «первым кавалером империи». Обожая, любя, искренне уважая свою жену, которую он называл своей маленькой птичкой и в самом образцовом порядке содержал ту золотую клетку, в которой она жила. Сам он не признавал никаких клеток, решеток и пут. В нем мирно уживались три человека. Первый был император – столп нравственности и глава государства. Второй был семьянин – нежнейший муж и заботливейший отец. Третий – просто мужчина, который был до того охоч до жены своей, что загубил ее здоровье слишком частыми беременностями, а потому был теперь – ради этого же самого ее здоровья – отлучен врачами от супружеского ложа. Однако кастрирован он при этом отнюдь не был, а значит, оставался обуреваем самыми естественными мужскими желаниями. И, чтобы они не мутили ему разум и не мешали заниматься государственными делами, он удовлетворял их, где мог и когда хотел, и чем меньше времени занимало сие удовлетворение, тем больше времени оставалось для семьи и государства.