.
Более всего было набрано гренадер из полков старой гвардии: Семеновского – семнадцать человек, Преображенского – восемнадцать, Измайловского – двадцать шесть. Всего первый набор роты составил 120 гренадер.
Но, к несчастью, всю Россию и даже столь небольшую часть ее, какую составляла армия, выстроить по ранжиру было невозможно, всяк норовил переделать святое понятие воинской дисциплины на свой салтык, и случаи этих «салтыков» случались слишком часто и так портили настроение великому князю, что после этого перепадало порой и невиновным… что имело иной раз даже и государственное значение, чего, к несчастью, уразуметь никто не мог, ибо мы не наделены даром божественного предвидения.
Так вот вышло и тем осенним вечером, когда Михаил Павлович взял да и заглянул на огонек в Зимний дворец в ту пору, когда принц Карл Прусский вздумал устроить домашнюю танцевальную вечеринку в честь своей сестры, русской императрицы.
Что этому предшествовало?
Смотр на Семеновском плацу. Одно из любимейших занятий великого князя! Все по ранжиру стоят, маршируют, мундиры вычищены, сапоги блестят… И вдруг своим острым глазом Михаил Павлович увидел заплатку на рукаве какого-то солдата.
Кликнул офицера. Тот подбежал, вытянулся, отдал честь.
– Что это?! – спросил великий князь, возмущенно тыча пальцем в рукав. – Дыра?!
– Никак нет, ваше высочество! – отчеканил офицер. – Это заплатка!
– Дыра! – воскликнул великий князь.
– Заплатка, ваше высочество! – спорил офицер. – Как раз затем, чтобы не было дыры, которую ваше высочество изволили заметить!
– А я вам говорю, что это дыра!
– А я имею честь докладывать вашему высочеству, что именно затем и заплатка, чтобы не было видно дыры!
Да, очень остроумно… однако не всегда остроумие поощрялось великим князем. Не повезло острослову на сей раз! Этот спор стоил ему мундира и звания, а настроение Михаила Павловича было безнадежно испорчено.
Надо немедленно поехать к брату и поговорить с ним об усилении дисциплины в войсках. Забыли, забыли люди, что такое исправная служба! Разболтались! Вольнодумцы! Проклятущее эхо проклятущего декабря двадцать пятого года! Никакого порядка! Да как они смеют?! Это же просто вообразить невозможно, чтобы во времена, скажем, батюшкины, императора Павла Петровича, какой-нибудь офицер мог спорить с братом императора!
Тут же Михаил Павлович вспомнил, что это было невозможно прежде всего потому, что брата у Павла Петровича не имелось. И вообще, батюшка был, конечно, с чудачествами… Круглые шляпы запрещал носить, вальс танцевать…
И правильно делал! Михаил Павлович всех этих музыкальных круговращений терпеть не мог. Сам он танцевал неважно, да и ладно, у него другая стезя в жизни, есть дела поважней, чем под музыку кружиться. Да и что это за музыка – вальсы? То ли дело – марши!.. А больше всего его бесило то, что из офицеров, его офицеров делают паркетных шаркунов.