— Надя, Федор. Ваши купе — дальние.
Сначала, по мысли Ильича, везде наделали комбедов, разогнав сельсоветы. Эти комитеты бедноты должны были забирать у зажиточных крестьян излишки продовольствия на местах и переправлять их в города, а вместо этого слегка отожрались, передохнув от многолетней голодухи. Что не съели, то понадкусывали и попортили. Настоящих хозяев среди них нет, хранить и использовать собранное не умеют. Брюхо добра не помнит, сейчас опять лапу сосут. Следующей попыткой были импровизированные продотряды, мало чем отличающиеся от банд мародеров. Эти тоже ничего не привезли, осели в местах, где посытнее. Народ стал потихоньку разбегаться из городов. Был у нас бывший управляющий имением какого-то князя, Цюрупа. Его взяли замом наркома в сразу организованный Наркомпрод, вечно жрать было нечего. Дослужившись до народного комиссара, к маю, он родил идею продовольственной диктатуры. Теперь уже в ранге осуществления государственной политики затарахтели телеги по проселкам, выгребая у селян все подчистую, не взирая на лица — богач ты или наворовавшийся природный бедняк. Из полезного — ввел карточную систему.
Убедившись в тщете разговоров с Ленином, я попытался натолкнуть указанного Цюрупу на некоторые мысли. Мысль первая: хлеб надо брать там, где его много, а именно — в южных областях, пока они еще от нас окончательно не отрезаны. Для этого надо выехать на место и организовать массовую отправку имеющихся там излишков в северные области. Остальное сложно, не достучался. А с этим он согласился, вопрос был один — он сам, что ли, ехать должен? Там же война!
— А я, на вашем месте, все-таки бы поехал. Вам нужен гарантированный результат, обеспечивающий постоянный приток хлеба в столицы и голодающие северные районы, иначе вас ждет коллапс.
Мне теперь кажется, он решил, что коллапс — это какое-то грузинское ругательство. Репутация у меня, похоже, сложилась.
А чего так поздно спохватились? А из головы вылетело, забыли, было не до того. Ильич, по-моему, не обжора, но хорошую кухню ценит и, главное, не любит себе ни в чем отказывать. Компенсирует за все прожитые тяжелые годы, внимательно за этим следит.
На один ремонт помещений в Кремле четыреста тысяч золотом вбухали, других забот не было.
Как-то, в начале, в Питере, был перебой с чаем — местные придержали, и сразу — Декрет о создании Центрочая, с конфискацией и передачей всех запасов на территории России в руки правительства. После разгона моей команды вопросы обеспечения Ильича и указанных им достойных перешли в руки комендатуры Смольного, а затем — Кремля. Обеспечение было налажено. В Москве специальные отряды шерстили рынки, даже выставлялись заградотряды на подступах к городу для перехвата свежей крестьянской продукции. Очень Ильич к свежим яйцам не равнодушен. Но порядки у нас бытуют тюремные, жрем под одеялом, на людях — пайку крошим. Кто, что, чего — не обсуждается. Сытая морда — знак приближенности к вождям, Троцкий в равной доле. Моя пайка поступала по цепочке: Пестковский — Мальков, комендант Кремля. Отличный барометр в наших с Ильичом отношениях. С начала мая отношения прекратились. Плевать, я икру все равно не ем, меньше проблем с раздачей, меньше вопросов — откуда. И противно все это.