— Вам не нравится это? — спросила она не без кокетства.
— Ваша царственная рука столь крепко держит бразды, что конь ее три поля на шахматной доске одолеет. Но медведь — зверь опасный. Разве что этот был в неволе с рожденья и привез его из Литвы ваш медвежатник.
— Нет! Нет! — рассердилась она. — Это дикий зверь из леса и, говорят, силен на удивленье.
— Слышал я, — сказал, подъезжая ближе, Алифио, — польское присловье: „Идешь на медведя — готовь ложе“.
— Как? Готовь ложе? — повторила она.
— На этот раз его только затем и выпустят из клетки, чтобы он погиб от копья королевы, — уверял Кмита.
— У меня копья нет. Буду стрелять из французского аркебуза. Как теперь принято. Вы слышите?
— Да. Того гляди он сюда пожалует!
Далекий лай псов неожиданно послышался где-то совсем рядом, со всех сторон слышны были крики: „Медведь! Медведь!“ Через всю поляну, прямо к дереву, под которым белая кобылица Боны беспокойно вскидывала голову, мчался на своем коне Моравец и махал рукой.
— Медведь дик и злобен! — закричал он, приблизившись. — Собак разорвал не меньше сотни.
Прет на охотников без оглядки.
— Близко он?
— Близко. Я спешил предостеречь. Пана Ожаровского вместе с лошадью опрокинул. У Тарло ружье из рук вырвал и, если бы люди с копьями не подоспели, задрал бы его. Собаки зверя догнали и давай хватать за ноги. Но он всех стряхнул и пошел.
— Куда?
Моравец оглянулся назад, на лес.
— Сюда идет! — крикнул он. — Прямо на нас.
— Санта Мадонна!
И она увидела, как из-за деревьев показался медведь. Вслед за ним, поотстав, бежали с громким лаем собаки и мужики с вилами. Сбоку, стараясь преградить дорогу зверю, мчались несколько всадников.
Бона как завороженная смотрела на коричневого лохматого зверя, на храпевших коней, подгоняемых вперед, чтобы оградить ее от разъяренного зверя, на опустевшую поляну, хозяином которой был он, дикий медведь, пойманный по ее приказанию в литовских лесах. Бона хотела было крикнуть, чтобы слуга подал ей аркебуз, чего он, должно быть, не сделал с перепугу, но не могла прошептать ни слова. Она сильнее натянула поводья, и в тот же миг лошадь встала на дыбы, а потом, заржав, отступила назад, под дерево. Бона еще слышала голос Кмиты, говорившего, что он здесь, с ней, что нужно выбраться из опутавших ее ветвей и мчать, мчать во весь опор к королевскому шатру. Но тут испуганная лошадь закружилась на месте, ветка сбила с головы королевы шапочку, лошадь снова встала на дыбы и, скинув всадницу, рванулась вперед.
Падая, Бона почувствовала, как резкая боль пронзила грудь, живот, бедра. Она потеряла сознание.