Впервые сын услышал из ее уст слова жалобы и прошептал:
— Ей-богу, не знаю, что и…
— Ты и не должен знать, что мне ответить, — говорила она все громче. — Ступай к отцу. К отцу!
Это он пожелал, чтобы ты взял в жены дочь Фердинанда. А раз уж он женит тебя насильно, пусть и выслушивает твои возражения. И пусть сделает все, чтобы ты мог выступить с пышностью и достоинством, как и подобает молодому королю. Я не дам на эту свадьбу ни дуката. И это не мне, «плохой матери», а ему ты вопреки своей воле должен ответить «да».
Она встряхнула головой, и ее светлые волосы рассыпались по плечам. Он смотрел на мать, сбитый с толку, вынужденный ей поверить, снова укрощенный. А она крикнула: «Марина!» — и вышла из опочивальни первая, не добавив ни слова.
Сразу же после возвращения из Вены канцлер Алифио поручил уведомить Бону, что он выполнил ее повеление и передал Фердинанду кроющие в себе тайную угрозу слова. В Бари, однако, он не смог поехать, ибо сердечная немочь неожиданно свалила его с ног и он теперь лежал, не пытаясь даже встать. Услышав эту недобрую весть от Паппакоды, королева велела позвать лекаря и закидала его вопросами:
— Тяжко ли занемог канцлер? Как же так? И это сейчас, перед свадьбой, когда он так нужен при дворе? Неужто до конца апреля не встанет?
Придворный медик отрицательно покачал головой.
— Он тяжело, неизлечимо болен. Если встанет, то другой приступ свалит его, как топор подрубленное дерево.
— Не верю. Доктору Алифио всего лишь сорок четыре года.
— Но сердце не считает человеческие годы. У него свой отсчет времени, — робко пояснил медик.
— Что ж. Предупредите канцлера, завтра после полудня я навещу его в его покоях.
И она направилась туда, где никогда не бывала прежде: в крыло замка, занимаемое приближенными. На пороге комнаты канцлера ее остановил тот же лекарь и произнес шепотом:
— Он был так взволнован вестью о визите вашего величества, что всю ночь не спал, и сегодня его состояние ухудшилось. К сожалению, все лекарства бесполезны.
— Вы всегда бессильны, — негодующе заявила она, — когда ваша помощь необходима более всего. Я хочу остаться с ним наедине.
Услышав шаги, канцлер открыл глаза и некоторое время молча глядел на королеву.
— Мне не верилось, что вы, ваше величество, соизволите ко мне…
Он умолк, а она с горечью смотрела на его заострившееся, побледневшее лицо, запавшие глаза.
— Коли б ведала, что вам так неможется, я пришла бы еще вчера.
— Думаю, это уже конец, — прошептал он.
— Неужели? Вы не прожили и полвека. Даст бог, будете здоровы…
— О нет. Нет…
— Постарайтесь собрать все силы, — просила она его и, уже сердясь, тронув за плечо, добавила: