— Король снова воспротивился моим замыслам. Сейчас, перед браком Августа, вы мне так необходимы! Понимаете? Необходимы!
— Наконец-то, — вздохнул он, — нужно было быть на смертном одре, чтобы услышать это и чтобы ваши руки…
Он смотрел на пальцы королевы, вцепившиеся в кружева его рубашки. Она тотчас же выпрямилась, отпустила его.
— Что я говорю сейчас и что делаю — не имеет значения. Важно, чтобы вы поправились. Прошу вас, соберите все силы…
— Пытаюсь собрать, чтобы предостеречь вас, моя госпожа, — прошептал он. — Чтобы сказать…
Она снова наклонилась над больным, его дрожащий голос был едва слышен.
— Говорите, — приказала она.
— Немногие из советников служили вам так верно, как я…
— Знаю, — согласилась она.
— И немногие так искренне… так искренне… любят…
— Алифио, — предостерегла она, но он продолжал говорить:
— Я собрал все силы, чтобы сказать вам…
— О боже! Как мне вас будет не хватать! — прошептала она.
— Эти слова мне дороже всего, — улыбнулся он, вглядываясь в наклонившееся над ним лицо.
— У вас есть какое-либо желание? — спросила она. — Выполню любое.
— Не хочу, чтобы вы разгневались, но… Я хотел бы сказать слова, которые останутся на моих устах в последний час…
— Какие же это слова? — спросила она, потрясенная.
— Принцесса… Прекрасная принцесса Бона, — вздохнул он.
Они долго молча смотрели друг на друга. Королева приложила к его губам ладонь, выпрямилась и произнесла одно лишь слово:
— Конец.
Только у дверей она еще раз обернулась и взглянула на своего канцлера в последний раз…
— Алифио… Дорогой мой… — прошептала она.
Королевская канцелярия по распоряжению Сигизмунда выхлопотала у церкви поблажку для молодоженов, находившихся в близком родстве, поскольку матерью старого короля была Елизавета Австрийская, а нареченную объединяло кровное родство с Владиславом Ягеллончиком. Вскоре после этого, в конце апреля, в окружении многочисленной свиты Елизавета покинула Вену и, после приветственной речи, произнесенной в Оломунце подканцлером Мацеёвским, прибыла в замок на Вавеле. Ее кортеж, ехавший по улицам города, являл собой великолепное, зрелище, особый колорит которому придавали отряды польских и литовских рыцарей, отличавшихся друг от друга своими одеждами. Радовали глаз и стальные и позолоченные доспехи одних, венгерские, турецкие и даже испанские наряды других. Сигизмунд Август в серебристом одеянии выехал встретить свою будущую супругу в шатре, разбитом недалеко от города. Равнодушно проехал он по шумным улицам, даже не взглянув на украшенные коврами окна домов. Ему было безразлично, кого он увидит через час, мысли его еще по-прежнему кружили вокруг Дианы. А когда, возвращаясь, он ехал возле обитого алым бархатом экипажа, он даже не смотрел на сидящую в нем маленькую девичью фигурку, рассеянно взирая на тащившую карету шестерку сивых, великолепно убранных лошадей…