Она покачала головой.
— Увы!.. Нынче ночью… Женщины еле-еле заговорили кровь… Потому-то я сегодня едва живая. А вы…
— Черт побери! — обозлился Черный. — Если яблоня не плодоносит, ее срубают… впрочем, тут совет нужен. Ведь это не впервые… И в Вильне такое было, и в замке, в Дубинках, а теперь здесь, накануне сейма, на радость горлопанам. Того и гляди ведьма итальянская обо всем проведает, тогда жди беды! Баба, которая скидывает, а то и вовсе бесплодна, никому не нужна. Ах, чтоб вас! Чего ждете? Мало на Литве травниц опытных, которые женщинам бесплодным помочь могут? Знают корни целебные, любую порчу снимают.
— Сегодня же, немедля, пошлю гонца за травницами, знахарками… — заверил Рыжий. — Но пока они излечат, зевать нельзя. Король о причине нынешнего недомогания вашего знает?
— Нет еще.
— Это не ответ, — рассердился Черный. — У него не должно быть и тени подозрения. Помните, он говорил, какое отвращение чувствует к недужной супруге своей? Елизавете?
— Как не помнить, — сказала она робко.
— Вы должны теперь, без отлагательств, просить, требовать торжественного въезда на Вавель, — настаивал Черный. — Не упустите время. Подумайте, сколь приятственны для Радзивиллов были бы слова: «Ваше королевское величество».
— О да, — согласилась она, — за все унижения…
— Ну что же, сестра, тогда стойте на своем, не уступайте. Когда мы еще возвысимся, коли не сейчас?..
— А если?.. Если я ни о чем его просить не буду? — прошептала она совсем тихо.
— Тогда всему конец! — воскликнул Рыжий. — Мы, как побитые собаки, с позором великим в Литву вернемся! То-то чернь возрадуется.
— Тише говорите, идет кто-то.
На пороге и в самом деле появился придворный и, низко склонившись, сказал:
— Милостивая госпожа, дурные вести. На сейме негодование великое.
Радзивилл Черный нахмурил брови:
— Что это значит?
— Его величество наказали не отходить от вас, милостивая госпожа, ни на шаг, — докладывал придворный. — В Петрокове на городских стенах и тут, в Корчине, порасклеены новые листки и пасквили. Его величество полагают, что не следует их срывать и зевак, собравшихся перед замком, разгонять не следует.
— А что же он советует? — спросил Рыжий.
— Ждать. Его величество скорее от престола отрекутся, чем от супруги. Так велели сказать.
Придворный поклонился и вышел, а Рыжий повторил со страхом:
— От престола? От королевской короны? Только этого ко всем нашим бедам не хватало! То-то вся Литва потешаться будет, что Барбара Радзивилл недостойна короны! Мужа заполучила, но только он в ее объятьях королевское величие свое потерял, стал вроде воеводы Гаштольда. Был королем, а теперь кто? Никто! Сигизмунд Ягеллон. И только.