— Вы и в самом деле решили забыть, какова цена моего брака с Катериной?
— Признаюсь, игра стоит свеч. Неужто Вена не хотела и слышать о путешествии Радзивилла во Францию? Сразу отказалась от соглашения с Иваном?
— Так же, как и папа, — напомнил он.
— Санта Мадонна! — вздохнула Бона. — Подумать только, лишь страх перед тайным сговором соседей, страх, а не любовь, толкает польского короля на брак с дочерью Габсбургов.
— Любовь? — переспросил король, нахмурившись. — Бога ради! Вам ли говорить о любви?
Бона едва сдержалась, чтобы не сказать сыну резкость.
— Я не каменная, — заметила она.
— Но вы были против моей любви. С самого ее начала и до страшной развязки.
— Санта Мадонна! Неужто ты до сей поры не можешь этого забыть?
— Забыть? — вспыхнул он. — Что забыть? Ее слезы и стыд? А может, пасквили на стенах виленского замка? Проклятия, которые неслись вслед дорожной карете? Все эти стишки, бесконечные листки с оскорблениями? Ваше пренебрежение и отъезд в Мазовию? Придворные все глаза проглядели, так и смотрят, когда на вавельских стенах снова появятся листки, на этот раз оскорбительные для Катерины.
— Замолчи! — воскликнула она. — Теперь я не желаю этого слушать! Я приехала на Вавель и останусь здесь до свадьбы. Окажу новой австриячке достойную встречу. Может быть, как бы это сказать, она окажется более дельной, чем та, первая? Даст нашей династии наследника?
Король смотрел на нее недоверчиво, со все возрастающим любопытством.
— Ни о чем другом я не помышляю, — подтвердил он. — Видит бог, как хотелось бы мне сейчас, на время свадьбы, да и потом довериться вам, мама.
Она была так поражена этими словами, что не скоро нашлась с ответом.
— Впервые за все годы… Я думала, никогда уже не услышу этого слова…
— Отчего же? — удивился король. — Ведь у вас, госпожа, столько дочерей…
— Сигизмунд!
Это был уже вопль. Голос ее дрожал и прерывался.
— Ну что же. На этом кончим нашу беседу, — сказал он, вставая. — Я хочу верить вам. И надеюсь также, что все договоры мои останутся в силе. Все до единого. С Веной, с Римом, а также с Варшавой.
Бона почувствовала легкую иронию в его голосе и, подделавшись под нее, сказала:
— Великая честь для Мазовии оказаться в числе первых столиц Европы.
Король склонил голову:
— Там, где царите вы, польская королева, трудно быть первым.
Он вышел тотчас же, а королева все повторяла в ярости:
— 1по1епте! ЗгирМо!
Но потом, вспомнив, как начался разговор, решила, что не все еще потеряно. Впервые за все эти годы она услышала из его уст столь долгожданное слово «мама».
Новое, третье супружество Сигизмунда Августа беспокоило не только Бону. С неприязнью говорил о нем также епископ Зебжидовский, беседуя в Вавельском замке с каштеляном Гуркой и Яном Радзивиллом, который приехал туда по приглашению Боны, хотя в последнее время, после того как на охоте упал с лошади, чувствовал себя прескверно, с трудом поправлялся и, похоже было, лишился своего прежнего задора и способности к действию.