Не выпуская портрета Августа из рук, королева упорно смотрела на последнюю горящую свечу…
Потом веки ее смежились, золотой огонек стал увеличиваться, расти, пока наконец не превратился в огромное светящееся пятно…
— Есть ли письма от короля? От бургграфов в Саноке и Кременце? — расспрашивала она на следующее утро Марину.
— Нет.
— А из Яздова? От Анны и Катажины?
— Тоже нет.
— И ни слова от бургомистра Варшавы, от пана Хвальчевского?
— Увы, нет.
— А из Неаполя? От Паппакоды?
— Еще нет, госпожа.
— Нет! Нет! — зло кричала Бона. — Черт побери! Неужели в Польше обо мне все забыли? Выведай у слуг, быть может, какой-нибудь габсбургский шпион перехватывает почту?
— Ваше величество, кто посмеет! Да и зачем?
— Хорошо. Сегодня буду ужинать с Виллани. Уведоми его об этом.
Преданный слуга принцессы Изабеллы решился заговорить только после того, как подали фрукты и десертное вино.
— Ваше величество, приношу глубочайшие извинения, но вот уже несколько дней я никак не решусь задать вам один вопрос…
— Что случилось? Я вас слушаю, синьор Виллани.
— Правда, что Паппакода теперь бургграф Бари?
— Кто смел вам поведать об этом? — спросила Бона, нахмурившись.
— Он сам кому-то говорил перед отъездом, что займет в Италии куда более важную должность, чем в Польше.
— Глупец! — взорвалась Бона.
— Более сорока лет я управляю здесь всеми вашими владениями. Понимаю, что все имеет свой конец, — жаловался Виллани. — Но почему я должен уйти в отставку именно теперь, когда в Бари вновь есть принцесса, когда замок ожил и в нем стало все как прежде?
— Нет, нет! — возразила Бона. — Вы по-прежнему мой бургграф, Паппакода солгал, хотя…
— Понимаю. Нам двоим здесь делать нечего. Она задумалась на минуту и ответила:
— А если бы вы, как прежде, были управителем в Россано?
— Россано — не Бари.
— Вы правы, — согласилась она. — Я рассчитываю на вашу дружбу, добрый совет. Паппакода самолюбив, жаждет власти, но ему придется смириться, управляющих в Бари будет столько, сколько я захочу.
Виллани в знак признательности склонил голову.
— Верю в вашу справедливость, — прошептал он едва слышно.
— Тогда скажите мне, кому я могу здесь доверять? Епископу Муссо?
— Да. Он искренне предан вам.
— Кардиналу Караффе из Неаполя?
— Я поостерегся бы давать ему оценку. Епископ Бари побаивается его и перед тем, как поехать в Неаполь, обязательно совершает торжественное богослужение перед алтарем нашего покровителя, святого Николая. Ваше величество, разве вы не знаете, что папа проклял Филиппа? Король Испании, Арагона, Неаполя, Сицилии, Сардинии, заморских владений в Америке, герцог Миланский, Лотарингский, Бургундский, Люксембургский и прочая был проклят навсегда, на время войны и мира, на время молитвы и поста, он проклят, когда говорит и когда безмолвствует, когда ест и когда пьет, и свет в его очах погаснет, как погасла зажженная свеча, которую папа, задув, бросил из окна собора святого Петра на головы собравшихся на площади римлян.