— А что говорят об этом великопольские вельможи?
— Кричат, что его силой надобно выгнать из Пруссии, опереться наконец о Балтийское море.
Альбрехт тем временем отправился в Виттенберг.
— Санта Мадонна! — удивилась королева. — К этому еретику Лютеру? А для чего?
— Альбрехт что-то замышляет, ищет выхода из ловушки. Проиграл войну, но старается выиграть мир. Одно ясно — ему нужно спешить. Десятого апреля подходит к концу срок нашего перемирия с Орденом.
— Ведомо ли вам, о чем он все-таки договаривается с Лютером? Дантышек не для того находится при императорском дворе, чтобы писать стихи, водрузив на чело свое лавровый венок, а чтобы…
Король взмахом руки прервал ее речь.
— Дантышек не теряет времени даром. Он сообщил, что Альбрехт встречался с Лютером в Виттенберге и встреча эта изменила все его прежние намеренья. Лютер посоветовал великому магистру распустить Орден, порвать с папой и принять лютеранство.
Бона не могла в это поверить.
— О Dio! Великий магистр — еретик?
— Бывший великий магистр, — уточнил король, — и, порвав с Римом, он, как светское лицо, может даже жениться.
— О боже! — воскликнула она. — Породить династию Гогенцоллернов? Усилить лагерь еретиков?
Сторонников реформации? В это даже поверить трудно! А будучи светским лицом, какой бы он носил титул? — отвечал король.
— Герцог Прусский? — повторила она с оживлением. — Но при этом он не станет ленником императора, а даст присягу на верность нам?
Разговор этот, казалось, был для короля в тягость.
— Будучи великим магистром, он всегда отказывался признать вассальную зависимость. А как это будет теперь? Может быть, согласится, если я заключу новый трактат с ним и с представителями всех сословий Пруссии.
— Присяга взамен за признание Прусского герцогства? И Альбрехта — наследным прусским герцогом? — бушевала она.
— Такова цена мира, — сказал он и тут же стал вдруг расспрашивать про строительство часовни, про маэстро Бартоломео Береччи…
Известие было столь неожиданным и важным, что Бона вызвала к себе канцлера Алифио и попросила его проверить, правда ли, что срок перемирия истекает через две недели, а потом каждое утро справлялась: „Вернулся ли великий магистр из Виттенберга?“ На вопрос, что лучше — война, которую может навязать великий магистр, или вероотступничество Альбрехта, — король не давал определенного ответа. С тех пор как он вернулся домой, все дни проходили в вечном ожидании событий, которых не мог предупредить никто, даже столь решительная в своих действиях королева. Наконец, когда до окончания срока оставалось всего несколько дней, Алифио, явившись утром в замок, попросил у королевы аудиенции. Марина уверяла его, что королева не в духе и никого, даже собственного сына, не желает видеть, но он так упорно добивался, что ей пришлось пойти узнать, согласится ли ее величество принять своего канцлера. Через минуту, широко отворив двери, его пригласили в покои. Паппакода, бывший свидетелем этих переговоров, сказал мрачно: