С мнением герцога Веллингтона относительно поведения королевы согласились многие из присутствующих на церемонии коронации. Все обратили внимание, как она напряглась, затаила дыхание и побледнела, увидев в аббатстве высший цвет британского общества, представители которого так искренно приветствовали ее бурными аплодисментами и одобрительными возгласами. Как заметила одна из сопровождавших ее придворных дам, леди Вильгельмина Стэнхоуп, «когда Виктория приблизились к трону, краска залила ее пухлые щеки, а потом быстро окрасила лоб и даже шею, а дыхание стало быстрым и прерывистым». Однако нашлись и такие, кто с нескрываемым неодобрением отнесся к ее улыбке, которую она адресовала баронессе Лецен, когда величественно уселась на трон.
Но большинство наблюдателей все же увидели в ней неподражаемый образец истинно аристократического достоинства и самообладания, которые она продемонстрировала, когда добродушно встретила мальчиков Вестминстерской школы, по давней традиции громко скандировавших на латыни привычные приветствия монарху. С не меньшим достоинством отнеслась она и к многочисленным выкрикам со всех сторон «Боже, храни королеву Викторию!» и с гордостью выслушала архиепископа Кентерберийского, который напомнил, что она «должна править народом Соединенного Королевства... в соответствии с парламентскими статутами... поддерживать закон и справедливость в милосердии... хранить верность Господу Богу и протестантской религии, установленной законом».
«Все это, — твердо пообещала она архиепископу Кентерберийскому чистым и ясным голосом, — я буду неукоснительно соблюдать».
А потом наступил самый торжественный момент, когда юная королева, окруженная ослепительным блеском золота и бриллиантов, великолепием праздничных нарядов английских аристократов, яркими мундирами зарубежных послов и сотнями любопытных лиц, которые взирали на нее с высоты специально сооруженных для этой цели деревянных подмостков, грациозно села в кресло святого Эдуарда, а четыре рыцаря распростерли над ее головой золотое покрывало. В следующую минуту архиепископ Кентерберийский совершил обряд помазания священным маслом, «как были помазаны в свое время многие короли, священники и пророки».
Королева хранила благородное спокойствие даже тогда, когда на ее голову надели сияющую корону, и все присутствующие также надели свои головные уборы. В этот момент послышались громкие и ритмичные удары барабанов и торжественные звуки медных труб, вслед за которыми прозвучали отдаленные залпы праздничного салюта, доносившиеся от стен древнего Тауэра. Она действительно была на редкость спокойной, хотя зачастую просто не знала, что делать и как вести себя в следующую минуту. По словам Чарльза Гревилла, королева казалась присутствующим даже более спокойной и уравновешенной, чем многие священники, которые «допускали множество оплошностей и, по всей видимости, просто не удосужились как следует отрепетировать процедуру коронации». Более того, она производила впечатление гораздо более спокойной, чем лорд Мельбурн, который, по ее словам, «проявлял беспокойство и даже слегка нервничал», когда на ее голову надевали корону, а опустившись перед ней на колени, чтобы поцеловать руку, не смог сдержать слез, потому что Виктория «крепко сжала его руку».