Вскоре он засобирался домой.
– Я позвоню через два дня, – хмуро пообещал он.
«Зачем?» – чуть не крикнула я вслед.
Я вернулась в гостиную с чувством обманутого вкладчика. Тело требовало разрядки, и, включив музыкальный центр, я поставила диск с самой ритмичной музыкой, какую только нашла. И выдала такой бешеный танец, какой не снился ни одному племени. Заскочив в коридор, я сорвала со стены маску ритуального танца. Поколебавшись, я приложила ее к лицу и продолжила свою сумасшедшую пляску. Пол закружился у меня под ногами, я ощутила, как ритмы мелодии вызывают во мне необыкновенную вибрацию, мне казалось, что в меня вливается новая сила. Я танцевала и не могла остановиться, пока не закончился диск. Отбросив маску, я без сил рухнула на диван.
Воскресным утром мне позвонил доктор.
– Куда вы пропали?! – закричал он. – Я уже стал волноваться! На работе сказали, что вы взяли отгулы, а дома трубку никто не берет. Что случилось?
– Я проводила инвентаризацию, – сообщила я, прохаживаясь с трубкой радиотелефона по изменившей свой прежний облик квартире.
– И как, успешно? – поинтересовался Вадим Ефимович.
– Кажется, да, – с чувством хорошо потрудившегося человека отозвалась я, подходя к зеркалу в спальне.
– Алло, алло! – всполошился доктор, услышав долгое молчание в трубке. – Алло, вы меня слышите?
– Слышу, – тихо отозвалась я. – Приезжайте, пожалуйста, сразу, как только сможете.
Нет, в зеркале не было ничего потустороннего. В нем отражалась я, обычная, всегдашняя. Почему я решила, что в моей жизни что-то изменится за эти три дня? Эйфория окончилась, Максим мне больше не нужен – это я поняла. Меня зазнобило – как будто холодный нож отхватил большой кусок территории, болезненно сужая мое жизненное пространство. Еще более тяжелая депрессия навалилась на меня.
Через час в дверь позвонили.
– Ого! – закричал Вадим Ефимович, проходя по коридору и останавливаясь напротив масок. – Вот это да! Недавно я такие видел у Сенкевича в передаче. Наверное, шаманские?
– Да, – хмуро подтвердила я, не желая продолжать экскурс в историю, и провела доктора в гостиную.
– Красота какая, как в голливудском фильме! У них всегда показывают огромные комнаты с небольшим количеством мебели.
Оптимизм врача был сегодня до тошноты неуместен.
Воздав должное картине авангардиста, Вадим Ефимович наконец подошел ко мне, заглянул в глаза и участливо спросил:
– Что, так плохо?
У меня даже не было сил говорить, доктор измерил давление, посчитал пульс:
– Вам надо поесть, выпить крепкого чаю и лечь.
Я отрицательно замотала головой. Зачем? Зачем все это? Какая я дура! Закипевшие в глазах слезы грозили вылиться в бурный поток. Вадим Ефимович ловко справился и с этим. Через полчаса я сидела на диване, под пресловутой картиной, укутанная в тяжелый теплый плед, потягивая крепкий чай, накормленная чем-то простым и вкусным, а неспешная речь врача объясняла, успокаивала. Оказывается, маленькие ростки надежды, поднявшиеся во мне после второй встречи с доктором, были так слабы, что марш-бросок просто истощил мои и без того скудные резервы.