Гераклид упал на каменную плиту, и уже нельзя было различить слов из-за его плача.
Сириск стоял рядом, и слезы сами катились из глаз. Был вечер. Выплакав все слезы, ушли уже домой люди. И только Гераклид не уходил. Да Сириск стоял рядом. Да высокий холм темнел здесь же, рядом, где похоронены были погибшие герои. И стела, одна на всех стояла и алела в последних лучах солнца. И слова, рожденные Сириском, несли в вечность плач матерей и отцов, братьев и сестер, всех, кто остался жить на этой земле:
Люди, сей холм покрывает
Славных людей Херсонеса,
Сами они, не страшась,
В первые рвались ряды,
Город спасли от врагов,
Детям отдав честь и память,
Мрачный Аид для себя
Выбрали молча они…
…Рвет память душу… А вокруг крики, восторг. Евфрону вручают золотой венок Нике — богини победы. Четыре лучших красавицы, в розовых тонких хитонах, надели сияющий венец на кудрявую голову Евфрона, и рев восторга еще раз огласил театр и всю округу Херсонеса. Цветы, сотни букетов цветов покрыли трон и всю орхестру[28]. Когда толпа успокоилась, Евфрон встал с трона. Все смолкли. И он произнес:
— Я преклоняю голову перед вами, братья мои, сестры! Для вас я жил и о вас заботился, борясь с нечестивцами! Но было бы несправедливо сказать, что всего этого добился я один. Есть среди нас сотни и тысячи, кто сделал не меньше, чем я, так же не жалея жизни и служа Отечеству нашему. И достойны золотого венка Нике не меньше меня. — Евфрон замолк и тишина зазвенела в воздухе. — Это Сириск, сын Гераклида! — громко выкрикнул он. — Это он был послом у Амаги! Это он склонил Амагу к дружбе. И не боясь смерти, отправился в стан Агара и привез нам добрые, ценные вести. Так воздадим же должное этому достойному мужу. Возложим золотой венок Нике на его светлое чело.
Сириск вышел к орхестре. Четыре девушки, как ожившие лепестки миндаля, вспорхнули и окружили его, держа в руках венец. Толпа взорвалась восторгом. Венец надели на голову Сириска. Девушки отошли, и амфитеатр замер. Все ждали ответной речи.
Сириск молча снял венец, положил его на пурпурную скатерть стола Совета десяти. И прежде чем ропот толпы заполнил все вокруг, сказал:
— Благодарю вас, граждане, за столь высокую честь, — он склонил голову перед людьми. — Благодарю тебя, Совет десяти. Тебя, Евфрон, Верховный правитель! Но я не могу принять этого дара… И этой чести… Ибо не достоин я этого.
Начавшая было роптать толпа, неожиданно смолкла. Было так тихо, что далекий шум волн донесся до слуха.
— И я объясню, почему. — Сириск подошел ближе к людям на скамьях театра. — Я был послом у Амаги. И вместо того, чтобы склонить царицу к миру со скифами, натравил ее на них. Я, вместо того, чтобы уговорить Агара встретиться с Евфроном и Амагой, дабы миром решить все ссоры, обманул Агара, к нашей выгоде. Я, вместо того, чтобы через друзей-скифов бросить в их племена зерна мира и любви, не сделал этого. Я поставил этим своих друзей, я имею в виду скифа Сима, в безвыходное положение. И он, Сим, предупредил нас об опасности. И вот уже четвертый день он лежит у меня в доме. Он не ест от горя. Он видел, что стало с его братьями — скифами. И думаю, он умрет. И брат мой, Крит, геройски погиб, спасая девушек-канефор. Не я ли виноват в этом? Не мне ли нужно было добиваться встречи царей, но не войны? Вот потому я говорю — не мне этот венец отковал мастер. Не я достоин его.