Точно удар хлыста подбросил Сириска.
— Когда, когда принесли это? — крикнул он испуганному отцу.
— Сегодня, рано утром, — был ответ.
Он выбежал на улицу, но одного взгляда на бегущих по улицам людей было достаточно, чтобы понять — все уже случилось. Он побежал к театру и у самого входа увидел: два воина волокли по плитам окровавленное тело Тимона. Рядом со входом лежал Евфрон. Грудь ему перевязывали лентами лекари. Народ разбегался, кто-то пытался помочь, но их тут же били телохранители. Вскоре вокруг не осталось никого, кроме охраны и эскулапов. Гвардия окружила Евфрона со всех сторон, и уже ничего нельзя было увидеть. Когда Сириск пробился к Евфрону и их глаза встретились, это были уже совсем не те глаза, что знал Сириск в лучшие времена. Холодом повеяло от его взгляда.
— Я жив, как видишь, — сказал Евфрон, глядя в глаза Сириску. — Но похоже, для тебя все это не новость?
Он сказал это, и дрожь пронзила Сириска. Ноги стали непослушными столбами, он хотел что-то сказать, но только хрип вырвался из его горла.
— Сходите-ка домой к Сириску, — сказал Евфрон охране. — И принесите мне все его письма.
Люди убежали исполнять приказ, а Евфрон все смотрел в глаза Сириску. Смотрел и ждал. И вскоре раздался топот. Это возвращались воины.
…Темно и сыро в городской тюрьме. И только серые камни видны сквозь решетку. Да изредка доносится шум волн. Тюрьма разделена на две части: там, где-то сбоку, за решетку брошены десятки пленных скифов.
Оттуда доносятся стоны, приглушенные крики.
А здесь, ближе к морю, в небольшой пещере, за толстой железной решеткой, место для государственных преступников.
Сириск с трудом осмотрелся в темноте. Все тело саднило от ран. Страшная боль раскалывала голову. Когда его волокли по улице, стражники-гераклейцы били его несколько раз. Били жестоко, молча. И уже чуть живого, его бросили на каменный пол. И стало тихо и темно…
Очнулся он от стужи. Была ночь. Откуда-то сверху чуть пробивался свет луны. Мокрым, смрадным холодом пронзило все тело. Сириска начало трясти, но сил встать не было…
И тут он почувствовал: кто-то подполз к нему, накрыл чем-то теплым… По запаху он почувствовал что-то очень знакомое… Но что? И тут он вспомнил! Ну конечно! Это запах Скифии. Запах овчины, молока, дыма, конского пота и цветущих ковыльных степей!
Он с трудом перевернулся, но ничего не увидел, кроме тени в углу пещеры. Тень сопела и изредка всхлипывала. И он понял — это был мальчик.
— Кто ты? — спросил Сириск по-скифски.
— Так я тебе и сказал, — сдавленно пробубнил детский голос. Ответ прозвучал на греческом.