— Я знаю — ты скиф. — Сириск привстал, подполз к стене. И тут он увидел: мальчик дрожал всем телом от холода.
Молча Сириск снял со своих плеч овчинную, теплую скифею[29], прикрыл мальчику плечи.
— Не хочешь — не говори. Только меня, знаешь, не проведешь. Я был в плену у скифов. И этот запах запомнил навсегда. Такое не забывается.
— А мне что за дело до твоего плена?
— Да так, к слову.
Мальчик помолчал, потом добавил:
— Дела нет, а скифею все же на меня набросил. Спасибо.
— Если б не набросил бы…
— Вот за это и спасибо. Выходит, ты мне друг. Ночи нынче ой как холодны. Да возблагодарят боги того, кто тебя выкормил.
— Да я бы и сам мог себя прокормить.
— Я не об этом. Выкормить — от слова кормило. А кормилом направляют лодку в нужном направлении. Значит, мудр был тот, кто воспитал тебя.
Грохот колесницы донесся сверху. Приглушенные голоса стражников стали громче. Мелькнул свет факелов. Дверь-решетка с лязгом отворилась, и Сириск увидел: это был Сострат. Он вошел в окружении двух воинов. Тюремный стражник указал на Сириска.
Сострат подошел ближе. Один из воинов приблизился к Сириску и рывком поднял его на ноги.
— Все твои письма у нас, — тихо и даже как-то бесстрастно сказал Сострат. — Ясно, ты такой же заговорщик, как и Тимон… Хочешь жить?
Сириск поднял взор. Ничего нового во взгляде Сострата он не увидел: только ложь, только обреченность, только желание вырвать имена.
Сириск промолчал.
— Ладно. Сейчас тебе принесут пиксиду, стиль, светильник и папирус. Напишешь все, что ты знаешь о заговорщиках. Этим ты можешь оправдать себя в глазах судей. И поторопись — суд не за горами. Мы знаем, что письма Тимона ты получил уже после нападения. Значит, ты не мог предупредить Евфрона. Поэтому ты и жив до сих пор!
Сострат стремительно вышел.
— Да, принесите ему стол и скамью… и накормите, — добавил он уже на выходе из подземелья.
Вскоре два стражника приволокли лавку и скамью. Тут же со светильником вошел третий.
— Поставь тут, в углу, Хрисанф, — сказал он одному из охранников. — И принеси рыбу и хлеб.
Он водрузил на скамью светильник. Чистый папирус, пексида и стиль лежали тут же, на неструганных досках скамьи. Доски были залиты чем-то темным. И ужасный запах заполнил всю пещеру.
— Что принюхиваешься? — Старший стражник выглядел как циклоп, огромный и тупой. Ни малейшей мысли не отражалось в его безразличных, усталых и злых глазах. — Думал, тут царские покои? А на скамье этой сегодня до смерти запороли Тимона, дружка твоего. Скоро и до тебя дело дойдет. Уж я постараюсь…
Он как-то лениво усмехнулся, но жуть от этой усмешки стрелой кольнула грудь Сириска.