Гелика остановилась лишь тогда, когда увидела внизу в распадке десяток всадниц. Их было трудно разглядеть на таком большом расстоянии. И все же она их заметила. Каждый вечер Гелика засыпала с мыслями о тех, кто был там, внизу, в разъезде. Неожиданно она поняла, что теперь, когда большая часть ойорпат на войне, можно попытаться отбить мальчика. И она с остервенением каждый день метала ножи и пускала в цель стрелы.
От стен Неаполя, от центральных ворот крепости отделился конный разъезд. Прежде чем старший всадник успел что-либо сказать, скифы услышали слова Диафа:
— Скачи к Агару, скажи, посол Херсонеса Сириск везет из плена юного царевича. И еще скажи, нужен лекарь, — Диаф произнес это по-скифски.
Воин вздыбил коня, в следующее мгновение он указал рукой на всадников, а сам развернулся и во весь опор поскакал в Неаполь. Четверо конных скифов окружили беглецов, не спуская с них глаз. Сириск спешился и принял на руки мальчика. Измученный пленом, истерзанный и израненный, он был легок как орленок, выпавший из гнезда. Сириск медленно двинулся к башням. А люди из города все прибывали и прибывали. И вскоре уже грек шел через густую толпу скифов, по живому, безмолвному коридору.
Пройдя по узкому проходу между башен, он поднялся вверх. И тут, уже внутри крепости, люди вдруг расступились. Это прискакал Агар, на разгоряченном вороном жеребце. Он с лету соскочил с коня, подбежал к Сириску. Глаза их встретились. Царь протянул руки и молча принял мальчика в объятия. Скилур открыл глаза.
— Этот человек спас меня от смерти, — сказал он. — Не все греки плохи, — добавил он тише.
Но все, кто был вокруг, услышали эти слова.
* * *
Третий день идет пир в Неаполе. Весь город отмечает радость — счастливое спасение царевича. Хотя не зажили еще раны последней войны. Кто потерял в Херсонесе брата, кто отца, кто сына. Но еще отчаяннее льется рекой вино. Пирует царь, пируют братья царя. Пирует многочисленная разношерстная свита. Пируют спасшиеся сотники, пируют тысяцкие, пируют греки-наемники. Их тоже немало в городе. Только молча сидит рядом Скилур. Смотрит на пир, думает о чем-то. Рядом сидят Сириск с Диафом. Они пьют разбавленное водой вино, в отличие от окружающих их скифов.
— Что невесел сидишь, сын мой возлюбленный? — обратился Агар к мальчику. — Или не рад ты избавлению? Или не воздал я почести твоим спасителям?
— Больно раны саднят, отец, — был ответ. — Да и в душе моей еще больше боли…
— В чем же причина, скажи? — Агар нахмурил брови.
— Да вот слушаю я речи воинов твоих, отец, и у всех на устах одно: как Херсонес добить, как добычу взять…