— Что за речи, сын? — царь грозно взглянул на Сириска и Диафа.
— Ты бы мог убить Сириска, отец, моего спасителя?
— Нет, сынок, конечно же, нет. Ни Сириск, ни Диаф не будут обижены, да и по сердцу они мне.
— Так зачем же вы все только о войне и бредите? Среди греков, таких как Сириск полгорода. Только тех, кого видел я. Все они не злобливые и веселые. И отцы и матери прекрасные, так зачем же мы пошли войной на них?
Долго молчал Агар. Притихла и свита. Задумались скифы. Да и кто бы мог осмелиться сказать такое? Только сын царя.
— Видят боги, сын, и я не хочу войны, — промолвил наконец царь. — Да жизнь так устроена… Как и каждый человек, так и каждый народ должен силою взять свое! Уж не раз я тебе говорил, не раз показывал — сколь обширны поля наши, сколь тучны нивы наши, сколько земли на Тавриде распахали мы и засеяли! Сколько хлеба снимаем мы — горы! Сколько его продаем! А стали мы богаче? Нет! И Афины, и Коринф, и Самос — все едят наш хлеб. А мы все также бедны, как и раньше. И люди мои по-прежнему живут в юртах и землянках. Так было при отце моем, Агаре Первом, так ныне остается!
— Я знаю, отец, — Скилур нетерпеливо привстал. — Я знаю, что греки за бесценок скупают наш хлеб. А в Греции продают втридорога. Так давай же построим свой город у моря. Чем чужой Херсонес воровать, лучше свой выстроить. Места всем хватит на Тавриде!
— Воровать? — брови царя гневно взметнулись.
Умолк Скилур. Встал Агар, подошел к Сириску, долго смотрел на гостя, долго смотрел на Диафа.
— Ты не так уж прост, Сириск. — Царь подошел вплотную и внимательно вгляделся в глаза грека. — Вот уже второй раз ты в гостях у меня. Да только не потерять бы мне сына после твоего гостевания! Как потерял я уже половину войска…
Он поднял руку, и тут же два воина появились из тени дворца. Одного жеста было бы достаточно, чтобы решить судьбу Сириска.
— Отец! — Скилур бросился к Агару, обнял его за плечи. — Отец! Ты слово дал…
— А не слишком ли он хорош? А не послан ли он убить меня? А не нож ли у него под хламидой?
Сириск опустил руку под одежду, но Агар метнулся, схватил его за кисть, едва не опрокинув, и вырвал из руки грека нечто продолговатое и круглое.
Все вскочили.
— Что это? — Скилур обратил удивленный взор на Сириска.
— Открой, царь, — спокойно сказал Сириск. — Открой смоляную пробку и ты все поймешь.
Агар не без усилия открыл пенал. Свернутая в трубочку рукопись вывалилась наружу. Не спеша развернул царь пергамент.
— «О греческих и скифских богах», — наконец произнес царь. Читал он по-гречески медленно, но безграмотным не был.