Друзья засиделись допоздна, легли спать далеко за полночь. Кнутас устроился в спальне на втором этаже. Комната была обставлена просто, но со вкусом: некрашеные, грубые стены, толстые балки перекрытий под потолком. У одной стены стояла широкая деревянная кровать с белым покрывалом, рядом три старинных стула синего цвета. Маленькое окошко в глубокой нише выходило на море. Кнутас быстро заснул, убаюканный ритмичным шумом бьющихся о берег волн.
Кнутас проснулся, совершенно не соображая, сколько проспал и который сейчас час. В комнате царила кромешная тьма. Он не понял, что его разбудило, и некоторое время лежал с открытыми глазами, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к тишине. Комиссар протянул руку к тумбочке, зажёг свет и посмотрел на часы. Десять минут четвёртого. Во рту пересохло, хотелось в туалет.
Вернувшись в комнату, он подошёл к окну. С улицы доносился шум моря, но в остальном было довольно тихо. В окнах маленького домика во дворе горел свет. Странно! Что Лейф там делает в такое время? Может, просто забыл выключить?
Снег мерцал в темноте, фонари отбрасывали длинные чёрные тени. Кнутас ещё немного постоял у окна и снова улёгся. Но заснуть ему удалось не скоро.
Прошло уже много дней, а от Эммы не было ни слуху ни духу. Почти неделю Юхан безвылазно провёл в Стокгольме, потому что не мог придумать повода поехать на Готланд. Если там что-то и происходило, то он об этом ничего не знал. Полицейские отмалчивались — он несколько раз пытался выпытать что-нибудь у Кнутаса, но тот не мог сказать ничего вразумительного. По опыту Юхан понимал: это означает, что полиция сидит на хвосте у убийцы. Когда расследование заходило настолько далеко, полицейские всегда вели себя одинаково — прятались в своём домике, словно улитки.
Он ужасно скучал по Эмме, но она отказывалась говорить с ним. Наверное, потому, что скоро всё должно было окончательно разрешиться. Иногда он думал: «Да ладно, будь что будет!» Пусть уж случится самое ужасное и всё закончится. Он устал от постоянных размышлений, оттого, что всё время строил планы совместного с Эммой будущего. Мечтал, как он заживёт на Готланде, как станет отчимом её детям, возьмёт на себя ответственность. Будет варить макароны, читать сказки на ночь, утирать сопливые носики и пытаться балансировать между Эммой, её бывшим мужем, детьми, родителями Эммы, днями рождения, решать, кто с кем будет встречать Рождество, как будет разрываться между Стокгольмом и Готландом. И если уж говорить по-честному, зачем ему чужая семья? Юхан оставался романтиком, он хотел жениться и стать отцом. А для Эммы всё это будет уже не в новинку. Снова выйдет замуж, снова родит ребёнка. А она вообще хочет от него ребёнка? Они об этом ни разу не говорили. Кстати, почему?