— Джентльмен был убит, — повторил Редмайн смело. — Это любопытно.
— Любопытно, мистер Редмайн? Это ужасно. Говорят, что он умер мгновенно, и никто не знает, кто убил и за что. Может быть, из ревности. Он ухаживал весь день за вертлявою дочерью Бонда, а у нее столько же поклонников, сколько пальцев на руках и на ногах. Бедная жена его, говорят, упала как мертвая, когда его принесли на террасу, где она была с другими гостями.
— Бедная, — сказал Редмайн задумчиво. — Мне очень жаль леди Клеведон.
— Леди Клеведон! — воскликнула мистрис Буш с изумлением. — Да, ей, конечно, тоже тяжело. Траур, похороны и все тому подобное и при таком множестве гостей, и случилось это в день рождения сэра Френсиса.
— Да, в день его рождения, — повторил Редмайн со злым смехом. — Желал бы я знать предчувствовал ли он, делая столько шума по поводу дня своего рождения, что это его последний день.
— Последний, мистер Редмайн? Что это значит? Вы, может быть, хотите сказать, что он уже не будет делать нам никаких праздников в день своего рождения, после несчастья с его другом?
— С его другом? Что вы хотите сказать? Разве не сэр Френсис Клеведон убит в эту ночь?
— Сэр Френсис Клеведон? Что это вы, мистер Редмайн? С чего вам пришло в голову такое ужасное предположение? Я ничего такого не сказала о сэре Френсисе. Избави Бог! Убит его друг.
— Его друг! Да вы с ума сошли. Я знаю, что убит сэр Френсис.
— Ваша бедная голова начинает изменять вам, мистер Редмайн, — сказала мистрис Буш примирительным тоном.
Она была уверена, что ее хозяин вернулся из Австралии не в полном рассудке.
— Разве я сказала вам что-нибудь такое, из чего вы могли заключить, что убит сэр Френсис? Убит один из его друзей, джентльмен из Лондона, какой-то мистер Гаркросинг. Я знаю только, что его имя начинается с Г.
Редмайн отошел задумчиво от окна. Может быть, он действительно не в полном рассудке в этот день, пришло ему в голову, или был не в полном рассудке накануне вечером, и глаза его видели не то, что было на самом деле. Но он был уверен, что лицо, которое он видел в роще при свете луны, было то самое, которое он знал как свое собственное по миниатюрному портрету.
Не был ли он жертвой какого-нибудь страшного обмана воображения, не был ли его рассудок отуманен вином, не убил ли он в пьяном виде невинного? Такое предположение казалось слишком ужасным, чтобы быть возможным. Тем не менее, сэр Френсис был жив; смерть Грации, осталась не отмщенною, а сам он сделался убийцей.
«На слова этой женщины нельзя полагаться, — сказал он себе после долгого раздумья. — Легче допустить, что она ошибается, чем то, что мои глаза обманули меня вчера. Я наведу справки».