— Повесят непременно, если он убийца.
— Но он был оскорблен так жестоко.
— Согласен, друг мой, но закон не дает права убивать обольстителей.
— О, Френсис, как мне будет жаль, если этого человека повесят. Я сочувствовала ему всем сердцем, когда он рассказывал мне свою историю, несмотря на то, что он обвинял тебя.
— Мне также жаль его, Жоржи, но моя прямая обязанность в этом деле отмстить за смерть моего гостя.
Он ушел в свой кабинет, мрачную, просто убранную комнату на задней стороне дома, в котором он принимал мистера Ворта и которая служила теперь сборным пунктом полиции. Сэр Френсис застал в ней Уэстона, стоявшего с сигарой у отворенного окна.
Сэр Френсис повторил ему то, что узнал от жены и что было не новостью для Уэстона.
— Да, — отвечал он, бросая окурок сигары, — сомнения быть не может. Убийца Редмайн.
— Разве вы полагаете, что Гаркрос виноват в этой истории с дочерью.
— Без сомнения. Гаркрос провел лето в Брайервуде пять лет тому назад и был очень скрытен относительно этого времени, не хотел даже сказать нам название фермы, пока мы не узнали его случайно. Я давно подозревал, что тут есть какая-нибудь тайна, но не думал, что она так серьезна.
В эту минуту вошел констебль Руфнель с видом человека, только что вышедшего победителем из необычных затруднений.
— Мне кажется, что я напал на следы преступника, Руфнель, — сказал сэр Френсис.
— В самом деле, сэр? — спросил констебль с саркастическою улыбкой. — А я уже нашел самого убийцу.
— Как, вы нашли…
— Нашел, сэр, нашел ружье, что то же самое. Убийца Джозеф Флуд, ваш грум, и у меня уже готово столько улик против него, что больше и не надо.
Глава ХLIV. «УДАРЫ СУДЬБЫ НЕ МИНУЮТ И НЕВИННЫХ»
Ричард Редмайн пошел домой окончательно убежденный в своей ошибке. Тяжесть его преступления не тяготила его совесть, пока он считал себя убийцей соблазнителя своей дочери. По его мнению, убить такого человека было бы не преступлением, а справедливым возмездием. Но убить человека, который не сделал ему никакого зла! Пролить невинную кровь! Это было совсем другое дело. Это было преступление, лежавшее тяжелым бременем на его душе.
Он вернулся в Брайервуд, но не нашел здесь успокоения. Знакомые комнаты привели его в ужас своею тишиной, теснотой и недостатком воздуха. В саду ему показалось также тесно и душно. Голос мистрис Буш, напевавшей старинную песню, терзал его нервы. Он был в том настроении духа, когда жизнь кажется человеку нестерпимою, когда ему приходит охота раздробить себе голову. Он поднялся наверх в свою спальню, снял пистолеты, подержал один из них в руках, нерешительно разглядывая его и думая, как легко положить конец земным страданиям, перейти из нестерпимого настоящего в неизвестное будущее. Но после нескольких минут раздумья он повесил пистолеты на прежнее место.