Они бежали сюда из Питера, из Москвы, из Нижнего, Самары, Киева и Екатеринбурга.
Часть их вещей просто порвалась или сломалась. Часть сгорела в буржуйках, часть была брошена на временных стоянках – в квартирах, избах, хатах.
Часть вещей досталась молодцам из Гуляй-Поля… Они, кстати, тоже вместе с красными входили сейчас в Крым. На этом повороте истории зеленые бандиты были временными союзниками красной власти.
Логиновский понимал, что такой удобный момент выпадает человеку всего раз в жизни… Да и то – не каждому.
Он не просто ощущал это, но точно знал, что за дверями сотен квартир города стоят наготове много раз перебранные компактные чемоданчики и саквояжи… И в них не столовое серебро.
Такую тяжесть уже не утащить. Люди считали по принципу: объем, вес, цена. А, значит, с собой везли золотые монеты, кресты с камнями, жемчуг, рулоны с картинами мировых мастеров, шедевры Фаберже.
Но Логиновский знал, что основные ценности не в этих, стоящих у дверей баулах… Он и раньше догадывался об этом, но после посещения первой квартиры знал это точно.
Они работали вдвоем с бывшим актером Храповым… Логиновский почти месяц изучал и готовил напарника.
Храпов звезд с неба не хватал. Театр был для него ремеслом… Когда-то в молодости он изображал рыжего смутьяна Гришку Отрепьева. Потом дикого правдолюбца Гамлета…
А затем Храпов стал крепко пить и переключился на Полония, Яго, Отелло… Правда, он уже месяц не пил ни капли! Каждый день Логиновский тряс у него перед лицом пистолетом и внушал: «Продержись еще немного!.. Еще месяц не пей, а потом хоть всю жизнь лакай!.. Сорвешься – убью!»
Тогда ночью они влезли на балкон дома на Чесменской улице по решетке, которая прикрывала тянущуюся вверх виноградную лозу.
Через пять минут они освободили от земных забот всю семью саратовского торговца Елистратова… Работали без выстрелов, обычными молотками.
Последней жертвой оставалась двадцатилетняя купеческая дочь.
В одной ночной рубашке она с ногами забралась в кресло, втянулась в него, дрожала и дико вращала глазами…
Актер скинул крестьянский тулупчик и начал подходить к ней, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами… При этом он вдохновенно шевелил губами.
Логиновский был уверен, что он читает про себя знаменитый монолог, вопрошая эту «Дездемону» по поводу ее ночной молитвы.
Потом они взгромоздили тело на стол, под свет свисавшей с потолка керосиновой лампы. Рывком сорвали рубашку – под ней находился только легкий пухлый корсет с множеством маленьких карманчиков.
Они быстро разрезали его финкой и несколько минут молча стояли, тупо уставившись на обнаженное девичье тело.